Шрифт:
— Прохоров, сюда, живо. — Я протянул к нему руку и, ухватив за ворот, подтащил к себе. — Я хочу, чтобы ты прижег рану.
— Ч-ч-что? Как? Я… Я не могу, — испуганно выпалил он, моргая ресницами.
— Если ты не сделаешь этого, он умрёт.
— Н-н-но я… Я не знаю, как, — он растерянно посмотрел на меня и перевёл взгляд на ребят, стоящих за моей спиной.
— Как меня прижигать — ты знал, а тут не разберёшься? — укоризненно сказал Сергей.
— Палец в рану — и включай свою зажигалку, — пояснил я и подтянул руку Артёма к ране на груди Остапа.
— Х-х-хорошо. Я сделаю. Сейчас. Сейчас всё сделаю, — закивал головой Прохоров и потянулся к мане.
Его палец вспыхнул ярким пламенем и из раны повалил белый дым, заполнив кабину локомотива едким запахом жженой плоти.
— А-а-а! — заорал от боли Остап.
Его скрутило мышечным спазмом, после чего парень выплюнул новую порцию крови на себя и руку Прохорова. Артём не смотрел на друга. Он глядел мне в глаза и прижигал рану, до тех пор, пока я не кивнул, давая разрешение остановиться. Прохоров тут же отдёрнул руку, а Остап потерял сознание.
В моей голове судорожно носились мысли. Благодаря доминанте медбрата я понимал, насколько серьёзное ранение получил Остап, но понятия не имел, как его исцелить.
— Прижигай рану на животе, — отдал я команду Артёму, и повернулся к ребятам. — А вы найдите аптечку! Там должны быть обезболивающие и кровоостанавливающие. Если найдёте спирт или любой другой алкоголь, тащите сюда.
Ребята кивнули и стали обшаривать кабину локомотива. Мы мчались на огромной скорости, оставив далеко позади и гвардейцев Императора, и Екатеринбург. И прямо сейчас я жалел о том, что к локомотиву не был зацеплен ни один вагон. Ведь если бы вагон прицепили, был бы шанс найти то, что может спасти Остапа.
— Сергей! Вы проходили полевую медицину? — спросил я, помня, что у старших курсов проводится обучение азам оказания неотложной помощи.
— Да, но латать раны от пуль учат на последнем курсе, — выкрикнул он, выбрасывая пачку ветхих журналов из стального ящика.
— Нашел! — закричал Макар и передал мне коробку из пожелтевшего пластика.
Внутри коробки были просроченные таблетки, жгут из потрескавшейся резины, пара шприцов, ампула обезболивающего. А вот кровоостанавливающего не было. Сука…
Со щелчком я оторвал голову ампулы, погрузил туда иглу шприца и набрал обезболивающее. Опустившись на колено перед Остапом, я вогнал иглу в его бедро и ввёл лекарство.
— Идиот! Я сказал, прижигай рану! — рявкнул я и влепил пощёчину Прохорову, тот оскалил зубы и замахнулся, чтобы ударить в ответ, но тут же остановился и выполнил приказ.
Артём засунул в рану один палец со стороны живота, а второй со спины и потянулся к мане. Снова по кабине разлетелся аромат горелого мяса. Но что хуже всего, Остап очнулся от новой волны боли и стал орать, как резанный. Из-за этого он постоянно кашлял выплёвывая кровь.
Раны прижгли. Но, судя по всему, внутреннее кровотечение ещё есть. Так. Думай, Мишаэль! Думай! Как остановить кровотечение? Точно! Холод! Это не спасёт его, но выиграет нам время. Мы доберёмся до какого-нибудь города или деревни, а там найдём врача.
Думая об этом, я понимал, что это бред. Баронство довольно бедное, и практикующие хирурги на дороге не валяются. Но это всё, что у нас есть. Проклятье. В локомотиве шесть человек, и никто из нас не владеет магией лечения!
В голове проскользнула мысль, что я виню себя в том, что Остап умирает. Тут же прогнал от себя эту чушь. Если бы мы остались в городе, то погибли бы все до единого. А здесь… Здесь у нас есть шанс выжить. Пусть и весьма призрачный шанс, но он есть. Остапу не повезло. Такое, порой, случается. Но ничего страшного. Я и не таких вытаскивал из могилы. Чего Гав стоит?
Вспомнил о маме и порадовался, что она живёт в тьмутаракани. Туда Имперцы явно не полезут. Что им там делать? Сушеную рыбу захватывать?
Я приложил левую ладонь к спине Остапа, а правую — к животу и груди. Обезболивающее начало действовать, и дрожь, бьющая Остапа, стала затихать.
— Сейчас тебе станет холодно. Очень холодно. Но это необходимо, чтобы остановить кровотечение. Ты меня понимаешь? — спросил я, и Остап кивнул. — Отлично. Мы сделаем всё, чтобы ты выжил. Я тебе обещаю.
Глаза Остапа смотрели сквозь меня. Скорее всего он просто посмотрел на звук, а меня даже не видел. Мана заструилась по моим ладоням, охлаждая тело Остапа. Я почувствовал, как замедляется его сердцебиение. Почувствовал, что дышать он стал реже и более глубоко, хотя порой всё же кашлял. Из ран перестала сочиться сукровица, а глаза постепенно стали закрываться.
— Не дай ему уснуть. Разговаривай с ним, трави байки, хоть щекочи его. Без разницы. Он должен оставаться в сознании, — сказал я Прохорову, и тот, часто закивав головой, подсел к Остапу и стал что-то тихо говорить, отчего на губах раненого появилась улыбка.