Не успел остановить моторы, как увидел радостно возбужденного Варварычева. Со всей своей компанией он бежал к самолету, отчаянно жестикулируя, что-то крича. Скатившись с плоскости, я попал в железные объятия Ивана. Весь технический экипаж тараторил одновременно, ничего невозможно было разобрать.

– Да стойте же!
– с трудом высвобождаясь из тисков Варварычева, заорал я.
– Объясните толком, что произошло. Гитлер подох, что ли?

Варварычев жестом утихомирил свою команду.

– Что касается Гитлера, это еще впереди. Верная радость в запасе. А пока другое. Только что получили телеграмму. За успешные боевые действия всему личному составу полка объявлена благодарность!

– Да?

– А знаете от кого? От самого Буденного!

– Воя что! В таком случае это больше всего относится к штурману. Высыпал всё подарки прямо на головы собравшимся в наступление фрицам!

Ошалевшие от радости техники принялись качать Димыча. Тот только охал да вскрикивал:

– Полегче, черти! Привыкли с железом... Ребра еще не успели зажить...

– Хватит, и в самом деле! Может, сегодня еще лететь. Измучаете, промажет...

Мои слова подействовали, Димыча опустили на землю. Под общий смех Варварычев пообещал:

– Если хорошо будешь бомбить, всякий раз так встречать будем!

– Лучше не надо, - ощупывая бока, отказался Димыч.
– Лишние поощрения портят человека.

Ночью эскадрилья нанесла удар по вражескому аэродрому в Армавире. Ни один самолет не успел взлетать, много машин было уничтожено. Загорелись склады боеприпасов и горючего.

Через несколько дней, когда образовалось небольшое "окно" в боевой работе, майор Ефремов зачитал личному составу полка запись разговора Маршала Советского Союза Семена Михайловича Буденного с командующим Новороссийским оборонительным районом генерал-майором Котовым. Разговор состоялся 27 августа 1942 года. На вопрос маршала, как войскам помогает авиация Черноморского флота, Григорий Петрович Котов ответил:

"Наша авиация, прямо скажу, работает отлично. Все мои задачи выполняет с большой эффективностью. По самому скромному подсчету, за последние дни уничтожено не менее тысячи немцев, несколько десятков автомашин с войсками, до десятка танков и самоходок, две батареи, сбито в воздухе не менее пятнадцати самолетов противника. Своих потерь почти нет".

Маршал приказал командующему авиацией Черноморского флота генерал-майору Ермаченкову вместе с благодарностью передать летчикам и содержание этого разговора. Высокая опенка прославленного военачальника вдохновила нас на новые боевые дела. Настроение в полку было праздничное. Мы ясно почувствовали, что Родина следит за нашей борьбой, надеется на нас, ждет еще более сокрушительных ударов по ненавистному врагу.

Памятный день

30 августа, проверив подготовку самолетов к вылету, мы собрались, как всегда, для ознакомления с разведсводкой. Майор Пересада информировал о событиях прошедших суток. Из лаконичного сообщения стало ясно, что гитлеровцы, отказавшись от лобового штурма Новороссийска, решили прорваться к нему с северо-запада, через Натухаевскую и Верхне-Баканскую.

– Значит, удар по скоплениям?

– Вероятно. Вот и сам майор, - кивнул Григорий Степанович на подъезжающую "эмку".
– Наверно, с заданием.

Ефремов поставил боевую задачу нашей эскадрилье:

– Нанести удар по танкам, артиллерии и пехоте противника на северной окраине станицы Самурской. Действовать совместно с эскадрильей сорокового авиаполка. Прикрытие - четыре "яка".

В 7 часов 40 минут группа во главе с Осиновым уже была в воздухе. Быстро построившись в боевой порядок, берем курс на цель. Летим над четырехбалльной облачностью. В просветах - то сверкающее море, то желто-зеленые берега. В любую минуту из облаков могут вывалиться "мессершмитты", они стали встречать нас не только над целью, но и на маршруте. Весь экипаж напряженно всматривается в облачные "окна".

Над Лазаревской к нам пристраиваются "яки", настроение поднимается. На подходе к цели облачность становится еще плотнее. С одной стороны, это нам на руку: маскировка от вражеских зенитчиков. С другой - помеха: невозможно прицельное бомбометание. Осипов решает начать бомбить вслепую, по времени. Расчет подтверждается, в редких просветах успеваем заметить мечущихся гитлеровцев, опрокинутые машины...

– Сюрпризик, - удовлетворенно замечает Димыч.
– Как кара божья с небес.

– Смотри, чтоб на нас кара не свалилась. В виде "мессера" из облаков.

Однако все обошлось. Расставшись с "яками", зашли на посадку. Но не успели остановиться винты, как нас начали торопить с подготовкой к новому вылету. За подвеску боезапаса взялись всем экипажем. Никитин с Варварычевым освобождали бомбы от тары, Никифоров выкручивал заглушки, мы с Лубинцом ввинчивали взрыватели. Затем все вместе укладывали сотни мелких бомб в кассеты. Попотели изрядно.

– Эх, искупаться бы!
– размечтался вдруг Лубинец.
– А потом часок-другой поваляться на пляже... Море под боком, а мы и не окунулись ни разу. Может, потом за всю жизнь его увидеть не доведется...