Толпа призадумалась.

– В самом-то деле, – сказал кто-то, – форменное безобразие… Что они там вообще себе думают? Чем им не понравился этот достойный чернобородый статный иудейский юноша?

– Точно – подхватили прочие горожане.

– Разве он не красив? – вскричал не на шутку разошедшийся Исаак. – Посмотрите, как он высок, черноволос, поглядите какая у него великолепная борода.

– Да, борода что надо… – согласились в толпе. – Эй, парень, за сколько её продашь?

– Борода не накладная, – тут же поспешил уточнить Исаак. – Вся как есть натуральная.

– Даю сорок шекелей серебром!

– Борода не продаётся…

– Пятьдесят шекелей золотом!

Неизвестно чем бы закончился весь этот торг, но по приказу Самсона настырные покупатели были отловлены Големом и изгнаны с площади с большим скандалом.

– Безобразие…

– Позор… Шанде ун а харпе!

– Смерть филистимлянам…

В общем как всегда среди иудеев громко покричали да разошлись, но нехороший слушок по городу всё же пополз. Как говорится, не успели Иссак с Самсоном даже сандалии развязать, как к ним тут же подошёл богато одетый смуглолицый мужчина, представившийся отцом прекрасной Руфи.

– Меня зовут Абидом и вы, благородный юноша, отныне желанный гость в моём доме.

Было видно, что эти слова даются знатному филистимлянину с большим трудом. Произнося их, он презрительно кривил губы, неприязненно морщил благородный нос и гневно шевелили кустистыми бровями. Но ничего не поделаешь, пришлось пойти на уступки. Ведь теперь нежеланному жениху так просто не откажешь. Всё-таки герой как ни крути, а героев как известно обижать нельзя. Того и гляди бунт начнется, а кому скажите на милость такое в те времена было нужно? Горожане бучу поднимут и пойдут жечь дома знатных филистимлян. Такого ещё ни разу не бывало, но мало там чего.

То-то!

Намылили значит находчивые иудеи свои сандалии в гости к невесте. В тот же день прикупили новую одежду (даже Голему приобрели расшитую фальшивым золотом набедренную повязку) и всем составом двинулись на смотр прекрасной Руфи.

Простой семитский народ внимательно следил за происходящим и крупные булыжники в тот день были на улицах Фимнафа большой редкостью, так как каждый более-менее увесистый камень грелся за пазухой мятежных духом горожан.

Без особых приключений добрался Самсон со свитой до высокой каменной ограды богатого дома. Два раза постучал и врата отворились. Забавная троица переглянулась и… канула в неизвестность.

За роскошными отделанными серебром (но только с внутренней стороны, ибо с внешней серебро бы давно отодрали) створками открылся великолепный густой сад. Дежуривший у ворот привратник (закованный в боевые доспехи солдат) решительно изображал каменную статую и на все расспросы Исаака реагировал однообразно, иными словами никак, тупо смотря перед собой немигающим взглядом.

– Уважаемый, а уважаемый, – всё не унимался Исаак, – куда нам таки идти не подскажешь?

В ответ молчание.

– Нас уже ждут в доме?

Решительно никакой реакции.

– По нашему поводу давались какие-то распоряжения?

Тишина.

Поистине бесконечному терпению Исаака пришёл конец и он прямо как есть спросил у неподвижного привратника, делали ли ему в детстве обрезание и если делали, то как именно и почему напутали с местом, оттяпав язык.

На обидные слова странный страж тоже никак не отреагировал.

Самсон, наблюдавший за всем этим представлением со стороны, утомлённо зевнул и, щёлкнув пальцами подозвал задумчиво нюхающего великолепные розы Голема.

– Самуил, разберись, бикицер!

Голем коротко кивнул и через мгновение молчаливый филистимлянин легко перепорхнул через высокий забор, не издав при этом как ни странно даже малейшего звука. Послышалось громкое приземление и тут же мощный дробный грохот. Заинтригованный Исаак сунул свой длинный нос за ворота.

Оглушённый филистимлянин лежал невдалеке, погребённый под грудой плоских булыжников. Вокруг как ни в чём не бывало прогуливались простые иудейские граждане: вели неспешную беседу, любовались местными красотами, спорили о политике.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил Самсон, которому хотелось поскорее увидеть невесту.

– Народный гнев в своём наивысшем проявлении, – вернувшись в сад, торжественно провозгласил Исаак и, не удержавшись, открутил серебряный завиток на внутренней отделке ворот. – Граждане прячут в рукавах длинных одежд увесистые булыжники. Как только увидели выпорхнувшего из-за ворот филистимлянина так сразу камнями его и закидали. Хорошо что тот дурак в боевых доспехах. Скорее всего выживает.

Выбрали широкую выложенную красным камнем тропинку. Тропинка замысловато виляла меж экзотических растений сада, которые приводили чувствительного к красоте природы Самуила своим видом и запахом в благоговейный трепет.