«А вдруг мастер Губерт заупрямится и откажется признать участие заказчицы в изготовлении посуды для кофейни?» — просочилось сомнение.

В таком случае, Ника не позволит поставить ему его клеймо на её посуду. Изделия предназначены для личного пользования, торговать ими она не собирается. Будь у неё своя мастерская с гончарным кругом и печью для обжига, она легко справится без мастера. Найти поставщика глины и фритты, как и нанять помощника, несложно. С рынком сбыта проблем не возникнет. Горшечник ей не конкурент. Разве сможет он придумать что-нибудь нестандартное, выдающееся?

«Пусть попробует», — усмехнулась девушка. Кроме примитивных безликих горшков, плошек и кувшинов на стеллажах в его мастерской ничего нет. Глазам зацепиться не за что.

Ника сложила эскизы и приступила к составлению договора. В него она включит пункт о клейме мастера.

В дверь постучали.

В комнату заглянула Лина:

— Госпожа Маргрит просят вас спуститься вниз.

Ника указала служанке на поднос:

— Посуду унеси.

Усмехнулась: «Спуститься вниз, подняться наверх».

Отложила ручку, выпрямила спину и расправила плечи — заработалась.

Мама сидела в полюбившемся и самом удобном месте в зале — у окна в VIP-зоне. Выглядела уставшей и отстранённой. Накрывала ладонью коричневый кожаный кошель. У Якубуса был такой же.

Девушка села напротив.

— Сочувствую, — сказала с искренним сожалением.

— Что? — не поняла госпожа Маргрит, настороженно уставившись на Нику.

— Жакуй, — напомнила она. — Обретя свободу, он лишился вашей любви.

Мама пододвинула дочери кошель:

— Возьми. Аванс за расчёты по похоронному бюро.

Ника взвесила его на ладони:

— Почему аванс?

— Господин Ван Ромпей купит расчёты при условии, что ты станешь рисовать для его заказчиков примеры надгробий и… как их… забыла, — в ожидании смотрела на дочь.

— Мемориальные кладбищенские комплексы, — подсказала Ника.

Женщина кивнула:

— Ещё гробы с двумя крышками.

— Двустворчатые, — поправила девушка.

— Разумеется, за дополнительную плату, — продолжила госпожа Маргрит. — Завтра господин Ван Ромпей представит договор, где всё пропишет. Ты ведь не станешь упрямиться?

Мама посмотрела на дочь с таким выражением, что Нике не потребовались слова. Весь её вид словно кричал: «Хоть здесь будь благоразумной!»

— Не стану, — Ника взвесила на ладони кошель с серебряными монетами. Знала, что женщина не продешевила. — Спасибо.

Госпожа Маргрит отвела глаза в сторону:

— За свои хлопоты я взяла сущий пустяк. Мне необходимо купить большой бергамский ковёр* и несколько картин. Собираюсь преобразить оставшийся покой и устроить в нём гостиную.

«А ещё сделать там дорогой ремонт, докупить недостающую мебель, а то и вовсе обновить, снова принимать гостей и вести беспечную светскую жизнь», — мысленно договорила за неё Ника. Вопросительно смотрела на женщину.

— Завтра я уезжаю с господином Ван Ромпеем в Амстердам, — снова заговорила мама. — Вернусь не ранее, чем через неделю.

— Вы надумали выйти за него замуж? — усмехнулась Ника.

— Что за нелепые домыслы? — щёки госпожи Маргрит вспыхнули маковым цветом. — Господин Ван Ромпей поможет мне продать кое-что из украшений.

Она многозначительно посмотрела на проём в кухню, где было подозрительно тихо. Встала, подошла к Нике и наклонилась к её уху:

— Если я по возвращении узнаю, что ты свершила нечто позорное, ты сильно пожалеешь, дочь. Полагаешь, что можешь за моей спиной творить, что тебе заблагорассудится? Не позволю.

От её низкого утробного голоса девушку пробрала дрожь.

Она повернула голову и уставилась на искривившийся рот женщины. Тихо ответила:

— Если вы имеете в виду Дэниэла, то…

— Не его, — оборвала та строгим шёпотом. — Мальчишка безобидный, а старуха Лейфде тем паче. Её время на исходе. В ней уж нет ни прежней силы, ни положения в обществе, чтобы повлиять на мою жизнь наихудшим образом. Пусть довольствуется тем, что осталось и благодарит Господа за каждый прожитый день. Я дождусь своего часа и тогда…

Госпожа Маргрит отстранилась, выпрямила спину и перекрестилась, а у Ники от промелькнувшей в её глазах злой решимости похолодело в душе. Что задумала женщина, уточнять не стала. Никому неизвестно, кто, кого и на сколько переживёт. Жизнь штука хрупкая. Ника тоже собиралась жить долго и счастливо в своём времени.

— У тебя украли золотые часы, — холодно сообщила мама. — Пойдёшь и скажешь об этом господину старшему бальи. Вещь дорогая, приметная. Не ходила бы как оборванка, глядишь, не посмели бы срезать кошель.