«Бах» – дернулся пистолет в его руках и изнутри караулки раздался крик боли…

Стрельба гремела до позднего вечера и в результате выжил сильнейший и хитрейший – Джеймс Вольф. Он провел ночь в окружении трупов бывших сослуживцев – только вытащил тела из караулки, а утром, собрав все продовольствие и экипировавшись, направился на юг, к людям. Авось как-нибудь договорится с ними.

Он переходил вброд реки, пересекал равнины, подымался на возвышенности и спускался вниз.

На третий день пути сравнительно ровная поверхность прерии перешла в более неровную и разнообразную, включая леса и холмы, и громадные долины, с роскошной растительностью. Правда тут встречались те же обширные, пустынные пространства, а на исходе дня на дым его костра набрели охотники-индейцы.

Поднырнув под направленный в шею жесткий, жалящий укол шпаги, девятнадцатилетний силезский дворянин – выходец из старинного славянского рода по имени Генрих, ударил навстречу. Шпага с противным капустным хрустом вонзилась в грудь мерзавца. Сигфрид фон Хохберг глухо вскрикнул, качнулся, из ослабевшей руки выпало оружие. На миг два взгляда: один – полный ненависти и другой – смертельного ужаса, скрестились. Фон Хохберг качнулся и рухнул на спину. Из тела погребальным крестом торчала вырванная падением из руки Вильчека шпага, по белизне рубашки медленно и потому особенно страшно расплывалось багровое пятно. Упавший был недвижим.

У Генриха Вильгельма Вильчека сердце лихорадочно колотилось, хотя по натуре он и не был чувствителен. Он отступил на шаг и застыл. Это был высокий молодой человек с благородным, бледным лицом. Длинные русые волосы почти до плеч, усы по мастерградской моде. Бледная кожа и аристократический вид юноши пользовались неизменным успехом у дам, что частенько мешало ему в жизни. Он всегда был безукоризненно одет и подтянут, предпочитая одеваться по-мастерградски. Вот и сейчас на нем были черные штаны из прочной ткани, называющиеся джинсы и белая рубашка с узорами по вороту. На плече краснело пятно.

Секунданты закричали, кинулись к упавшему – свидетелей кроме двух секундантов у фон Хохберга и одного у Вильчека и слуг дуэлянтов, а также доктора, не было.

Над построенном еще в одиннадцатом веке в готическом стиле собором Святой Марии Магдалины во Вроцлаве– славной столице Силезии, хмурилось предвечернее пасмурное небо. Над черепичной крышей собора метались галки. По небесной целине шли загрунтованные свинцовыми белилами вечера рваные облака, обещая скорую ночь. На бесплодном пустыре, с тыльной стороны примыкавшем к собору, желто-багровыми слитками лежали листья берез. Сентябрь заканчивался. Послышалось отдаленное конское ржание и металлический грохот – проезжала конка. Король Александр Петрович, в подражание великому отцу: императору Петру Первому, был не чужд прогрессу и уже пара лет как по главным улицам города курсировала конка. Поговаривали, что скоро пустят и электрический трамвай, подобно Петербургу и Москве.

– Все кончено, – врач поднялся над телом и ошеломленно покачал головой, – вы убили его. Удар точно в сердце.

– Нда… сударь, – злобно зыркнул на Вильчека второй секундант погибшего – граф Гитто фон Хохберг и положил руку на эфес шпаги, – берегитесь. С этого мгновения я не дам за вашу жизнь и пфеннига! Старый фон Хохберга не простит убийство единственного сына!

Победитель ответил вызывающим взглядом. Приблизившись к убитому, вырвал из тела шпагу. Обтерев лезвие об вытащенный из кармана платок, брезгливо выкинул окровавленную тряпку, шпага с легким скрежетом вошла в ножны.

То, что, свидетелями дуэли были люди благородные и посему не склонные к доносительству, ничего не значило. Слишком много свидетелей ссоры на балу графов Гитто и связать гибель фон Хохберга от доброго удара шпагой с Вильчеком мог бы и дурак. А в полиции герцогства таковых не держали.

Рука Вильчека осторожно прикоснулась к неглубокой ране на правом плече, скорее царапине, нанесенной шпагой противника. Поморщился.

Видит всемогущий бог, этот мерзавец сам добился этого! Сигфрид и его преступный папаша – главный интриган герцогства, погубили отца и ограбили меня. А еще он оскорбил – он должен был умереть, и он нисколько не жалел о случившемся!

Он вдруг понял, что чертовски одинок, и тянется это очень давно, с момента, когда узнал о смерти отца.

Вильчек почувствовал осторожное прикосновение к плечу и оглянулся. Позади стоял Бернард фон Притвиц: голова и аккуратная бородка клинышком его были седы, однако глаза смотрели бодро, а голос мощный, словно у молодого. Это был, наверное, единственный, кому Вильчек до конца доверял – старинный друг отца и его секундант.

– Бегите, молодой человек, – сказал он, – не искушайте бога. Вас спасло чудо, не требуйте двух чудес за один день.

Повелитель Чехии, Силезии и Моравии король Александр Петрович Романов походил на великого отца не только любовью к техническим новинкам, но и крутостью и за шалость дуэли со смертельным исходом не жаловал. Уже несколько лет действовал принятый по инициативе еще его опекуна князя Бориса Петровича Шереметева силезским ландтаком закон, запрещающий под страхом большого тюремного срока дуэли. Но дело было даже не в этом. Отец Фон Хохберга – важная шишка в земельном правительстве – министр финансов и один из вождей «немецкой» партии силезского дворянства и его влияния и возможностей вполне достаточно, чтобы убийца сына не дожил до суда.