– Что? Что ты знаешь? О чем все время не договариваешь? Говори! Я прав? Это она? Сванвейг?

Время остановилось взглядом двоих. Скальд, не опуская глаз, кивнул:

– Да, Повелитель, это она. Вся ее жизнь была любовь. Любовь к родителям, потом к тебе, потом к Айсе. И каждый раз, когда в ней разгорался новый костер любви, предыдущий не мерк. Он становился больше. Любовь поглотила ее всю…И пришло время защитить своей любовью тех, кого она любит от черной ненависти, и она встала на крыло. Растерялась правда. Не успела защитить родителей. И если бы, отец Эрла, старина Хью, не шагнул вслед за ней и не прикрыл ее тогда своей преданностью, она бы уже не летала, и в нашем мире не осталось любви.

– Почему не осталось? Я все еще ее люблю.

– В тебе была жива лишь память о любви, Повелитель, - Эйнар вздохнул, медленно выпуская воздух из легких, и продолжил, - до тех пор, пока она не напомнила о себе. До этого в твоем сердце жила боль, и чувство долга, необходимость заботиться об Айсе, твоих землях, людях здесь живущих. А любовь – нет. Это были отголоски. Но сейчас я снова слышу ее в твоем сердце.

Эйнар склонил голову в жесте почтения и пошел в сторону костра.Смех и шутки раздавались в тишине ночного леса и эхо, играя словами, бросало их от камня к камню.

– Стой! Кто ты? – рука, нагнавшего парня повелителя легла на плечо.

– Дракон.

– Красный дракон. Верней тот, кто им был.Тем, кто не может ничего, кроме одного - не позволить изменить себя и не позволить себе сдаться в желании защитить. Это наш личный выбор. Всех красных. Любовь. Всепоглощающая и жарящая жизнь. Но есть ненависть, она слишком примитивное чувство. В нем только один цвет - черный. И рано или поздно ненависть сжигает всех. А я люблю белый, потому что только он рассыпается на спектр, освобождая чувства от ненависти.

Очень медленно рука Хэлтора скользила по плечу, будто осмысливая только что услышанное, а потом, опустившись до локтя, сжалась и рывком развернула парня.

– Рассказывай!

– Долгая история. Много ветер песен спел с тех пор.

– Пусть еще одну споет, – прошипел мужчина, пропуская слова, сквозь плотно сжатые зубы.

Эйнар стряхнул руку и зашагал назад. Встал на прежнее место и поднял лицо к небу, будто испрашивая у него позволения, и сказал:

– Это было давно. Твои предки только пришли в эти земли. С мечом пришли. Крови пролито было много. Смертей много. Безвинных. И вспыхнула ненависть к завоевателям. Многие в ней захлебнулись. Один за другим взмывали в небо черные драконы, не помнящие, кого и за что они ненавидят. И изливали они свою злость, сжигая в пламени деревни. Вот тогда и стали появляться драконы, – он вдруг хмыкнул, – цветные. Но, чтобы человек стал драконом, в нем не должно остаться никаких других чувств, кроме одного. Во мне не было ничего кроме любви, когда я закрыл собой тех, кто мне дорог. И она шагнула за мной. В ней даже не успел родиться страх, когда она увидела мое превращение. Главным было не потерять меня, быть со мной вместе.

– Подожди, парень, но ты же человек? Или ты и сейчас можешь взлететь драконом?

– Не могу. Любовь уже не владеет мной безраздельно. Ушла она.

– Ты разлюбил ее? Как ее звали?

– Хельга. Ее звали Хельга, –скальд ссутулился и, проваливаясь в снег, пошел прочь.

– Постой! Как ты вернулся?

– Во мне родилась боль и скорбь раньше, чем желание отомстить.

– А она?

– Ее убил черный, - донеслось уже из-за деревьев. Хэлтор не стал догонять парня. Он так и стоял, широко расставив ноги, и продолжая смотреть вслед Эйнару.

– Молот Тора тебе в темя! Хэл, ты ему веришь? – за спиной у повелителя раздался ворчливый бас друга. Но Хэлтор не повернул головы на голос. – Веришь – значит. Я тоже поверил. Это значит…

– Это значит – я не схожу с ума. Это значит, что мы еще можем быть вместе. Я и Сванвейг, – и Хэлтор, хлопнув друга по плечу рукой, засмеялся. Тот какое-то время оторопело смотрел в лицо побратима, а потом и его хохот прогремел в лесу.

– Не знаю, как ты это сделаешь, но я рад, что ты вернулся… А то, призрак моего друга, меня порядком начал раздражать! Эх, жаль мы не дома! Сейчас бочонок бы откупорить, да у камина…

– Да, ладно тебе! Скоро дома будем! И будет тебе бочонок, – усмехнулся, все еще улыбающийся повелитель, – пошли в лагерь! Ты, кстати, здесь как оказался?

– Как, как? Смотрю один пошел. Потом второй подался. Ну, думаю, пусть поговорят, давно пора, а я рядом постою, мало ли что? – они развернулись в сторону лагеря и негромко переговариваясь, пошли.

– Стойте! Помогите мне! – остановил их крик Эйнара.

На прогалину, проваливаясь в снег по колено, вышел скальд. Прижимая к себе, он нес безвольно повисшее тело. Длинные волосы, с намерзшими на них кусочками снега и льда, волочились по земле.

– Кто? Ты где ее взял?

– Жива? – наперебой выкрикнули мужчины.

– Жива. Но уже ушла в сон зимы. Отогревать нужно. Разбудить. Жизнь в ней едва теплится. Будить нужно! И не ее! Жизнь...

Гуннар, добежавший до скальда первым, перехватил у него ношу. Прижав ее к себе, он наклонился и заглянул в женское лицо, прислушиваясь к дыханию девушки, и согласно кивнул, – жива. Знаете, парни, а греть ее я буду сам. Ты, – он мотнул головой Хэлтору, – женат. А ты, – он повернулся к Эйнару, – вдовец и скорбь твоя еще жива. Так, что греть ее буду сам. И жизнь вдыхать тоже.