Покончив с микропленкой, он буркнул:

— Ол райт!

— Может быть, желаете передать со мной что-нибудь? — спросил Себольд, который уже начал сомневаться, удастся ли когда-нибудь завоевать доверие Ланга.

— Я дам вам знать, — сказал Ланг тоном, указывающим, что тема исчерпана, во всяком случае на это раз.

И Эверетт Редер, инженер-конструктор на «Сперри Жироскоп Компани», который также жил в Лонг-Айленде, оказал Себольду ледяной прием. Это был усатый, длинноволосый субъект с массивной челюстью и в больших очках с толстыми стеклами. Он принял конверт с микропленкой из рук посетителя и стал в дверях, дожидаясь, когда Себольд уйдет.

— Скоро мы, возможно, узнаем много интересного, — сказал Себольд, пытаясь завязать беседу и познакомиться поближе с Редером.

— Каждый день приносит что-нибудь интересное, — сухо ответствовал Редер. — Всего хорошего, герр Сойер.

Тем временем ФСБ неприметно навело на Редера и Ланга свою «лупу». Оба были немцами, но приняли американское гражданство за несколько лет перед описываемыми событиями. Обоих окружающие считали добрыми гражданами, которые, невзирая на происхождение, оставались лойяльными американцами. От Ланга, например, слышали такие замечания: «Не правда ли, этот Гитлер обходится с поляками чудовищно!», а Редер частенько говаривал своим соседям, как он рад, что он — американец, а не подданный «нового порядка».

Выяснить прошлое Лили Штейн, девицы, выдававшей себя за натурщицу, было труднее. Лили изредка позировала натурщицей для рекламы чулочных фирм. Уроженка Германии, она была привезена сюда еще ребенком и впоследствии натурализовалась подобно Редеру и Лангу.

При помощи ФСБ Себольд закупил оборудование, чтобы смонтировать коротковолновую радиостанцию. ФСБ выбрало для станции коттедж на пустынной лесистой косе возле Сентерпорта в Лонг-Айленде. Двое агентов были откомандированы для работы с Себольдом, когда начнется прием и отправка радиограмм. Один из агентов был пять лет дипломированным любителем-радистом и мог передавать тридцать зашифрованных слов в минуту; другой когда-то жил в Германии и в совершенстве владел немецким языком.

Подробности о коттедже нельзя рассказать до конца войны. Место было выбрано так, чтобы агенты ФСБ могли попадать туда без малейшего риска быть замеченными Дюкеном. Ведь Гасснер предупреждал, что в США за Себольдом будет установлена слежка. И у Себольда и у ФСБ имелись основания полагать, что это был один из тех редких случаев, когда Гасснер говорил правду.

Было очевидно с самого начала, что борьба с Дюкеном и его товарищами окажется долгой, утомительной и весьма рискованной. Надо было держаться с полной естественностью; если Себольд проявит беспокойство или вообще поведет себя как-нибудь психологически неправдоподобно, это тотчас же вызовет подозрения Дюкена. Тогда закроется самый ценный источник информации.

За несколько недель не произошло ничего особенного. Себольд смонтировал радиостанцию и повел Дюкена в Сентерпорт взглянуть на нее. Дюкен остался доволен, но не мог сообщить, когда именно Себольду будет дана возможность применить познания в коде и радиотехнике, полученные в Гамбургской школе шпионов. Было также неизвестно, когда, наконец, Себольд начнет свою деятельность в качестве специалиста по микрофотографии. Наверняка многое происходило вне его поля зрения, но ФСБ не могло выяснить этого. Себольд также не делал никаких попыток. Излишнее рвение могло погубить все дело. На предприятия Нордена и Сперри были посланы сыщики, чтобы следить за Лангом и Редером, но пока слежка ничего не дала. Ланг и Редер усердно занимались своим делом и не принимали у себя дома ночных посетителей.

Лили Штейн, видимо, тянула время так же, как и Дюкен.

Однажды ночью Дюкен привел Себольда в пивную под названием «Маленькое казино» — на 88-й Восточной улице, в самом центре Йорквилля, густо населенного немецкого квартала Нью-Йорка. Он познакомил Себольда с несколькими официантами, поварами и пекарями пассажирских пароходов «Северогерманского Ллойда», все еще совершавших рейсы между Нью-Йорком и Гамбургом. Эти люди, объяснил Дюкен, были курьерами, переправлявшими сведения в Германию и обратно; они же будут отвозить микропленки, которые «в свое время» заготовит Себольд.

Вскоре перед ФСБ, уже взявшим на заметку курьеров, стала вырисовываться общая картина.

Как-то вечером, это было в конце апреля, когда Себольд и Дюкен, мирно беседуя, потягивали пиво в «Маленьком казино», к ним подошел человек, по имени Вильгельм Зиглер, шеф-повар на пароходе «Америка». Это был курьер, который привез письмо от гестапо. Себольд должен был начать связь по радио с Третьей империей 15 мая в 7 часов вечера. В этот час он должен слушать позывные, которые гестапо дало его станции. Вызывать будет гамбургская станция АОР.

Как это ни странно, Дюкен не выразил желания присутствовать при первой пробе новой шпионской рации. Дж. Эдгар Гувер заподозрил хитрость. Возможно, Дюкен нанесет неожиданный визит Себольду. Поэтому из предосторожности 15 мая в 7 часов вечера местность вокруг коттеджа в Лонг-Айленде кишела агентами ФСБ.

В самом коттедже Себольд и двое агентов напряженно следили за стрелками часов. Ровно семь.

Один из агентов начал выстукивать позывные. Потом подождал ответа. Снова дал позывные и снова подождал, но тщетно. Так продолжалось целый час. Ответом было абсолютное молчание — тревожное и гнетущее.