Трезветь надо, Дубинин.

Думать.

Я всегда гордился своей собранностью. Но сейчас она ломается. В голове постоянный хаос.

Иду на поводу у случайных желаний. Идея стрельнула — уже выполняю. А надо собраться.

В таком состоянии хрен что получится сделать.

Новый звонок от Наташи пугает. Замираю на секунду. Самое худшее представляю.

— Савв, она проснулась, — сообщает Наташа. — Очень хочет с тобой поговорить. Ты…

— Да, конечно, — выдыхаю. — Давай.

— Привет! — разбираю детский лепет. — А ты когда приедешь? А я очень жду!

— Привет, малышка. Скоро вернусь. На выходных.

— Когда?

— Через два дня. Мама тебе скажет когда.

— А я…

Падаю в кресло. Вслушиваюсь в рассказ малышки, пытаясь расшифровать слова.

Ляля — как Лилия сама себя окрестила — щебечет без остановки. Голос у неё тихий, уставший.

Не понимает всего, что происходит. Просто знает, что ей бывает плохо и больно.

Но в целом ведёт себя как обычный ребёнок. Не догадываясь, что может…

Может…

В груди жжёт. Яд расплёскивается. Делаю глоток из стоящей на тумбе бутылки. Пытаюсь заглушить.

Хуже становится.

Не должно так быть. Не должны маленькие дети болеть. За что? Почему?

Ну если у родителей грехи, то их и наказывайте. Не через детей, которые ни в чём не виноваты.

Она ведь совсем кроха ещё. Она недавно бегать научилась, а уже оказалась в больнице.

Укутанная не любимым пледом, а проводами и капельницами.

В её тело столько препаратов не поместится, сколько ей вливают.

— Ты скорее приезжай, — просит с детской серьёзностью. — Ладно? И желейки!

— Ляль, нельзя.

Слышу голос Наташи. Она терпеливо объясняет, что сладкого малышке нельзя. Пока так точно.

— О, — напрягаюсь, слыша оханье. — Я спать хочу, — зевает. — Я так устала…

Голос становится тише. Роняет телефон на кровать, скорее всего. Возится. А я прислушиваюсь к любым звукам.

— Мамочка. А если я засну — я увижу папу? Он тогда быстрее вернётся?

Прикрываю глаза.

Будто дослушиваю этот разговор. Погано становится.

Хочется сорваться. Приехать. Но храбрости у меня не хватает.

Не могу там находиться. Наташа… Удивительная. Стойкая. Сильная.

Она постоянно в больнице. Всё время рядом с дочкой. Изредка домой заскакивает, чтобы что-то забрать.

Выдерживает всё. Не оставляет Лялю без присмотра. Страшно.

И мне тоже страшно. Безнадёгой окутывает, когда я захожу в белоснежную палату.

Своим бессилием захлёбываюсь. Там я ничего не могу сделать.

Ни болезнь подкупить, ни за полноценное лечение заплатить.

Диагнозы бывают такие, чтоб их. Иногда, сколько б бабок не было, ничего нельзя поделать. Просто смириться надо.

Но с Лялей я не собираюсь смиряться.

И в больнице я ничем не помогу. А за её стенами — много вариантов. Найду выход из ситуации. Не безнадёжный ведь случай.

Ей лишь донор нужен. И нужен срочно.

Так больше всего шансов, что Ляля пойдёт на поправку и вылечится.

Я первым делом обследование прошёл. Надеялся, что подойду. Но нет. И Наташа мимо. Общее ДНК не всегда гарантия того, что человек подойдёт.

Но пока других вариантов нет. Нужно других родственников искать. Их проверять, использовать.

— Снова уснула, — сообщает Наташа, снова со мной созваниваясь. — Она так много спит в последнее время… Савв, я попросить хотела.

— О чём?

— Если шансов нет — ты мне честно скажи. Я буду… Я… Я ведь каждую минуточку жду, что ты найдёшь донора. А ты ничего не рассказываешь.

— Шанс есть всегда. Я этим занимаюсь.

— Правда?

— Правда, Нат.

Занимаюсь. Делаю всё, что в моих силах и даже больше. Врачей подкупил. Всех, кого можно.

Пытался найти хоть кого-то, кто подойдёт для Ляли. Хотя бы частичное совпадение.

Приехал сюда в поисках новых вариантов. А наткнулся на Марьям.

Случайность.

От которой я отказываться не планирую.

— Это меня Бог наказывает, — продолжает самобичевание. — За то, что с женатым связалась.

— Наташ, прекрати. Ты знаешь, что не в этом дело.

— Конечно. А в том, что один мудак не признался, что женат! Я же просто… Я просто хотела счастливую доченьку себе. В чём моя вина?