— Ему это показалось забавным, хоть он и сказал, что я маленький идиот. Но, с другой стороны, во что бы я превратился с возрастом, оставаясь круглой смазливой мордашкой, верно?

— Да, зато теперь ты наверно пользуешься успехом, — саркастически заметил Кристоф.

Эдди посмотрел на него с печалью.

— Это лицо накладывает такую ответственность, о какой ты даже не подозреваешь. Даже святые подвижники не таскают на себе святыню день и ночь. Ты же не знаешь, чем он был для меня.

— Извини, — вздохнул Кристоф. — Для нас он тоже значил очень много.

— Разве могло быть иначе? Идёмте ко мне. Я расскажу вам кое-что. То, чего не знает полиция. Я не стал им говорить. Эти испорченные ослы думали, что он брал здесь мальчишек для того же, для чего и другие. Они совсем не знали его и думали, что могут о нём судить.

Он пошёл по улице, и мы последовали за ним. Он остановился возле маленькой дверцы и стукнул три длинных, три коротких.

— Если вам что-то понадобится, то вы можете приходить в любое время и получите любую помощь, — сказал он, обернувшись. — Друзья Фредерика — мои друзья.

Дверца открылась, и мы вошли в небольшую, обитую алым бархатом прихожую. Слева из-за занавески, собранной из перламутровых бус, лился розовый свет, и слышалась музыка, но мы направились вслед за Эдди мимо огромного охранника-малгийца к небольшой винтовой лестнице, ведущей наверх. Поднявшись по ней, прошли по длинному коридору и оказались в небольшой круглой комнате без окон, стены и пол которой были покрыты толстыми коврами, вокруг стояло несколько мягких круглых кресел и маленьких столиков со шкатулками для сигар.

— Садитесь, можете курить, здесь отличная вентиляция, — Эдди подошёл к стене и открыл крохотную дверцу, за которой был маленький зеркальный бар. — Или может вам чего-нибудь налить?

— Нет, спасибо, — пробормотала я, проваливаясь в уютные объятия кресла.

— А я выпью, — произнёс он. — Чёрт побери! Кто мог его убить? Мне кажется, что такого я не переживал со дня смерти родителей. Он вечно посмеивался надо мной, но я знал, что он никогда не бросит меня на произвол судьбы. Он помогал мне всегда, и в мелочах, и когда я рисковал сгореть по-крупному. Я ждал, что кто-то придёт сюда. Кто-то, а не эти дуболомы от муниципалитета, для которых его смерть ещё одна досадная причина идти на работу.

Он снял фуражку и сел в кресло напротив нас, сжимая в ладонях высокий хрустальный бокал.

— Я понял, что ему что-то угрожает в тот день, когда убили маленького Кларка. Его не видел никто. Старик, нашедший тело за мусорными баками, сразу вызвал полицию, и они его увезли. Фредерик был словно не в себе, когда приехал сюда и начал расспрашивать всех об убийстве. Он был очень привязан к этому лисёнку, даже собирался забрать его отсюда. Мне он такого не предлагал. Уговаривал уехать, обещал оплатить психологическую помощь и учёбу, помочь устроиться где-нибудь в более приличном месте, но вот так, забрать к себе… Не знаю, что он в нём нашёл. Испорченный, инфантильный птенчик… А, может, я просто завидовал Джулию? Наверно, так. В принципе, он был неплохой мальчишка, а главное, он не боялся изменить свою жизнь и стремился к чему-то лучшему. И Фредерик хотел ему помочь, но вышло так, что парень потянул его за собой.

— Ты думаешь, их смерти как-то связаны? — спросила я.

— Думаю? Скорее, чувствую. И с самого начала почувствовал. На лице Фредерика в тот день лежала печать рока. Мне было страшно за него. Он был подавлен и чувствовал себя растерянным.

— Он что-нибудь выяснил?

— Ничего. Говорю же, никто ничего не знал и не видел. Даже про эту надпись на груди у мальчишки мы узнали уже потом, когда комиссар полиции сделал официальное заявление. Старик об этом молчал.

— А ты?

— Я тогда ничего не знал. Но Фредерик просил меня выяснить кое-что. Джулий последнее время уже не работал по вызовам. Фредерик давал ему деньги, чтоб тот откупался от отца. Но иногда он куда-то пропадал по ночам, случалось, его видели в компании с неким подозрительным субъектом. Можно было подумать, что он завёл себе дружка, если б не странные вещи, которые он тогда говорил. Явно говорил с чужого голоса.

— Что он говорил? — спросил Кристоф.

— Ну, я-то не слышал. Мы были не такими близкими друзьями. Мне пересказывал иногда Фредерик. Мальчишка пел что-то о свободе. О свободе от бога, от закона. Говорил, что в человеке должна быть основа, которая без всякого принуждения поведёт его по пути истины. Человек должен быть достаточно сильным, чтоб противостоять устаревшим догмам и, идя по грани между добром и злом, творить свою судьбу без страха. И что Тьма — это лишь ширма, за которой прячется Свет, цели и помыслы которого непостижимы.

— Что-что? — переспросил Кристоф. — Цели которого непостижимы?

— Да. Будто то, что выглядит злом, на самом деле является добром, потому что человек не всегда может познать истину, если он не просветлён высшим сознанием. И прочая ахинея.

— Опасное учение, — заметила я, покосившись на мужа.

Кристоф кивнул.

— Очень опасное, потому что иллюстрирует старую истину о том, что дорога в ад вымощена благими намерениями.

— Фредерика тоже всё это тревожило, и он пытался вытянуть у Джулия, где он всё это берёт, но тот только таинственно улыбался и говорил, что готовит ему сюрприз. В конце концов, он, наконец, пообещал познакомить его с новыми друзьями, но не успел.