Нарвская дорога вывела к высоким, поросшим лесом холмам. На развилке погоня остановилась. Снег тут оказался избит полозьями и копытами, так что не определить, куда ушёл верховой.

Дальше по главной дороге справа виднелось озеро и большая мыза на берегу. Это была усадьба прежнего генерал-губернатора Ингерманландии Юхана Бенгтсона Шродеруса, барона Шютте и Дудерхоф, но он в ней давно не жил.

Налево дорога огибала холмы и проходила мимо деревень барона Дудерхофа.

— Варикселля и Кавелахти — это поселения эвремейсов, — заявил Игнац Штумпф, он единственный из людей служивых здесь бывал. — Вряд ли Ингмар найдёт у них радушный приём. А вот тут поближе к усадьбе стоит Пиккола-бю, в ней живут савакоты. Эти могут приютить шведа, особенно, если он им заплатит. Я бы начал с неё.

— Тогда разделимся, — решил юстиц-бургомистр. — Я поеду на мызу с драгунами, а вы с мушкетёрами проверяйте деревни. За холмами дороги сходятся?

— Нескоро, если объезжать, но вам от хофа прямо, не заблудитесь. Там будет как раз Кавелахти, ждите нас в деревне.

— Встретимся за холмами, — кивнул Грюббе. — Если не задержимся в Дудер-хофе, поедем вам навстречу.

За саночками с ленсманом и старшим письмоводителем потянулись развалистые сани, в которых, кроме кучера, сидели три мушкетёра и оставалось место для беглеца.

Ехать было недолго, впереди чернели избы. Хайнц больше не ложился. Сидел, держась за санки, смотрел на ленсмана. Солнце проглянуло в разрыв пелены и ярко осветило белую заячью шубу, сталь ружья и дерево приклада, бороду и щёки, но глаза Игнаца Штумпфа были тусклые. Старший письмоводитель сильно тревожился, что Ингмару не жить, и порешил не отрываться от ленсмана во что бы то ни стало.

Было тихо до звона в ушах, когда они подъехали к деревне. В Пиккола-бю как будто всё сдохло.

Но вот — замычал в избе телёнок, отозвалась из хлева корова. Скрипнула дверь, из сеней выглянул мужик.

— Хэи! — крикнул ленсман по-фински. — Тут всадник проезжал? Молодой. Останавливался у вас?

— Да, был, — хозяин махнул рукой дальше по дороге. — У Тауно ищите.

— Где этот Тауно? — рявкнул ленсман. — Веди показывай.

Приказной тон человека с ружьём, приметная форма трёх мушкетёров и изобилие оружия подействовали на финна бодряще. Он выскочил со двора и побежал перед санями, увязая до колена. Снег здесь только падал. Его никуда не сдувало под прикрытием высот, и он не таял.

Кони шли не быстро.

— Сюда, — указал мужик, и все увидели следы человека и лошади, которые заходили на двор, а потом выходили со двора. Но как рано?

Мужик вызвал Тауно. Оказалось, молодой швед убыл не так давно. Накормил коня и поел сам, но заплатил пеннинг. Наскребал по карманам.

— Добудем! — сказал довольный ленсман, подсыпая на полки порох.

Он прыгнул на сани. Петрович стегнул башкирку.

— Будем тропить как волка, — Игнац Штумпф подмигнул, и глаза у него заблестели.

Дорога огибала огромный холм. Вдалеке они заметили две тёмные фигуры — коня и человека, возящегося с ним. Человек много времени провёл возле оседланного коняшки, понимая, что нет никакого толку, и всё-таки не решаясь бросить последнюю надежду.

Расчёты Игнаца Штумпфа сбылись.

— Вот он! — закричал ленсман и уставил на беглеца свой железный палец.

И тотчас же бросился Ингмар прочь от дороги и побежал на гору по кривой заснеженной просеке, а Клаус Хайнц вытащил сапоги из ботфортов, приткнул пистолет за пояс и, опираясь на трость, поспешил за ленсманом, а три мушкетёра ринулись за ними.

В заснеженном лесу пролетала смерть. Мушкетёры палили в его сторону, чтобы показать серьёзность намерений, и призывали сдаться.

Загнанный и напуганный Ингмар Тронстейн бежал от них прочь, мало что видя вокруг. Он был молодой и сильный. Он думал оторваться от преследования, затеряться в лесу, выйти на другой склон, в зарослях спуститься незамеченным, как будто его не найдут по следам, и скрыться. Где? Он и сам не знал.

«Из Ингерманландии бежать некуда», — думал Хайнц, спеша за ленсманом, хромая и спотыкаясь. Только трость выручала его на подъёме.

Задыхаясь, он лез за Штумпфом, а тот пёр с ружьём в руках перед собою, не опираясь ни на что, вверх и вверх, и сапоги увязали до середины голени.

Здесь снег со склона сдувало ветром, и чем выше они забирались, тем его становилось меньше. На вершине стало совсем легко идти, и оттуда Ингмар Тронстейн повернул налево — в лес. На новую вершину, самую высокую в Ингерманландии.

Они преследовали как гончие псы. Подчиняясь приказу ленсмана, чем авторитет они понимали неосознанно, как рядовой понимает бодрящий шваггер-стик. Не дожидаясь перехода от слов к делу.