Неправда это! Неправда! Она не могла! Не могла! Она моя! Наша! Наша!

Это бред какой-то.

Точно, бред.

— Это бред, брат.

— Если бы… — вздыхает Тигр, — я тебе перешлю. Только ты спокойно, Лис. И Лехе закинь тоже, чтоб знал. И… — он делает паузу, — держитесь там.

Тигр отключается, а мне прилетают два сообщения. Смс. И фотка.

Смс короткая: “Марина, я уезжаю в Москву, выхожу замуж за Тошку. Документы из универа заберу позже. Предупреди там в деканате и Колеснику скажи. Удачи тебе!”

А на фотке Вася в постели с Весом.

Она лежит, уткнувшись носиком ему в плечо, глаза закрыты, светлые волосы змеями по груди. Фотка свежая, потому что на шее малышки отчетливо видны следы зубов Лехи. Это мы в последний раз круто пожестили, я запомнил.

Фотка эта — пересыл с телеги Веса. Подписана: “Моя будущая жена”.

За кадром слышу какой-то посторонний жуткий звук.

И скрежет.

И не сразу понимаю, что это я рычу. Как зверь, как какой-нибудь гребанный оборотень в полнолуние. И зубами скриплю одновременно.

— Блять, Игнат! — отец кидается ко мне, пытается отобрать опасно скрипящий телефон, но я не даюсь, хриплю, словно зомбак, стискиваю проклятый гаджет, прижимаю его к животу, — Игнат! Да еб твою… Охрана! Врача! Врача сюда! Вы нахуя его по башке так били? Я разъебу тут всех, если у него чего-то будет!

Влетает бригада охры, между ними затесался мужик в медицинском костюме.

Меня тут же, на стуле, держат и всаживают в вену укол.

В голове все плывет на мгновение, а затем…

Затем становится холодно. И мертво.

Я смотрю отрешенно, как мой телефон кочует к отцу, как он смотрит сообщения, фото. Хмыкает.

Поднимаю на него взгляд.

Если хоть что-то пизданет сейчас, клянусь, я из пола выверну этот гребанный стул и разъебу о его башку.

Но отец меня хорошо знает. Потому молчит.

Кидает телефон на стол, жестом отсылает охру и врача, ждет, пока закроется дверь.

— На, кури. — Всовывает мне в рот сигарету, сам тоже прикуривает, отходит к окну, забранному решеткой.

— Мне жаль.

Не отвечаю.

Мне похуй на его слова и его жалость.

Смотрю только на телефон, где застыла картинка.

Малышка, такая нежная, мягкая после сна. Я знаю, как она обычно выглядит, едва-едва пробуждаясь, столько фоток ее тут, на этом же телефоне. В постели, голенькой, прикрытой волосами, с сонно чмокающими зацелованными губками, замученной, затисканной мной и Лехой…

В голове от одного воспоминания взрываются фейерверки, и я рычу снова.

Отец не поворачивается, смотрит в окно.

— Так бывает, сын.

Он очень редко со мной говорит таким тоном, особенно в последнее время. Чаще или рычит или нахуй шлет. Высокие у нас отношения, да.

— Надо идти дальше. Вы с Камнем вперлись. В той тачке был полный фарш, начиная от мета и заканчивая фальшивыми бабками. О чем вы думали, когда соглашались перегнать, даже не хочу представлять. Суть в том, что я не вытащу вас обоих.

— Его вытаскивай.

Отец поворачивается ко мне, выгибает бровь.

— Альтруист? Или сдохнуть решил? Из-за бабы?

— Не говори о ней.

— А я не о ней. Я о тебе, долбаке.

— Сам все решу.

— Решишь ты. Решальщик, блять.

— Я сказал…

— Заткнись, — тон отца до такой степени жесткий, что я реально замолкаю. — Я сказал, что вытащить вас обоих не могу. Но смягчить могу. Ему. Если все подпишешь, то он уедет не на восемь лет, а на три года.

— А я?

— А ты — в закрытую военную часть. На контракт. Пока все не утрясется.

— Нет. Если подпишу, получится, что Камень паровозом пойдет…

— Если не подпишешь, то ему не скостят. Он сам подпишет.

— Вряд ли.

Отец щурится на меня, затем усмехается.

— Повезло тебе. У меня таких друзей не было. Он не подписал, да. К нему подходили насчет скидывания на тебя паровоза. В обход меня хотели меня поиметь. Он послал нахуй.

Молчу, никак не комментируя. Но и не сомневаясь, что Каменюка именно так и сделал. Потому что упертый правильный дурак.

А я его подставил.

Я всех подставил.

И наша девочка…