Она брала меня на бродвейские шоу, мюзиклы, в цирки Барнума и Бейли. Я думаю, это был ее способ знакомить меня с культурой и радостью.

Мои родители хотели, чтобы я стал врачом или адвокатом. В мое отсутствие отец все время похвалялся мною. Затем он стал делать все наоборот. Это было глупо.

Мой отец был очень эмоциональным; он обнимал и целовал меня на публике, даже когда мне было за двадцать. Мне казалось, что это не по-мужски и я ненавидел это. Отец был очень теплым и эмоциональным человеком.

Мои родители не были по-настоящему религиозны, но мои деды с обеих сторон были праведными людьми, раввинами. Я видел фотографии моих прадедов, очень аристократических и знатных раввинов.

Мой дед уехал из России, чтобы его сыновей не забрали в армию. Он купил паспорт, в котором было написана фамилия «Левенсон». Так я и получил свою фамилию. Изначально я был Прехонника.

У меня три сестры: Флоренс, на полтора года старше меня; Дорис, на пять лет моложе; и Наоми, на десять лет моложе.

Мой отец больше любил Флоренс. Она дразнила меня и начинала драку, а обвиняли в этом всегда меня. Я ничего не мог с этим поделать.

Но с младшими сестрами я всегда прекрасно ладил. Когда отец умер, я по-настоящему стал их отцом и заботился о семье.

Моя младшая сестра всегда была для меня ребенком. Сейчас она бабушка, но для меня она все равно еще ребенок. Теперь я понимаю, почему восьмидесятилетние родители относятся к своим шестидесятилетним детям как к маленьким.

Члены нашей семьи всегда были близки. Придя со свиданий, мы с сестрами встречались в час, два, три ночи возле холодильника на кухне и часами разговаривали.

Так что, жили мы дружно.

Мой отец был бизнесменом. У него был бакалейный бизнес, в котором была занята примерно полдюжина рабочих. Было это до появления сети магазинов «A & P».

Мы всегда жили немного лучше, чем большинство людей вокруг нас. Хотя богатым мой отец никогда не был. На самом деле, в те времена, когда я был взрослым, он обычно был в долгах. «A & P» вытолкнула его из бакалейного бизнеса.

Затем, в 1920-х годах, отец занялся недвижимостью, он рисковал, покупая повсюду много земли. И в 1929 году у него все получилось, у него даже была машина, а в те дни это считалось большим успехом.

Затем в 1930 году он открыл закусочную. На самом деле это был магазин канцелярских товаров, но я предлагал посетителям бутерброды и кофе, в результате чего этот магазин оказался более успешным в качестве кафе.

До внезапной смерти моей матери (она умерла от пневмонии) это кафе было центром нашей семьи. Мой отец не пережил смерти жены. Он заболел и за полтора года медленно угас от тоски по нашей ушедшей матери.

Когда отец умер, мой дядя попросил меня произнести очень важную святую молитву, которая читается по усопшим. Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал: «Это вернет его? Если да, то я прочитаю ее».

Дядя просто отвернулся.

Я не прочитал молитву, так как не верил, что это поможет.

Когда мой отец умер, его место в семье занял я. Моя младшая сестра Наоми была в старших классах. Дорис уже закончила школу, а Флоренс начала преподавать. Она могла сама содержать себя.

Итак, я занял пост главы семьи и стал управлять закусочной. Когда я взялся за нее, на ней была задолженность в десять тысяч долларов, образовавшаяся за время болезни отца.

Поскольку дела шли не слишком хорошо, я продолжал работать инженером по кондиционерам. Я работал круглосуточно, пытаясь поддерживать работу нашего кафе.

Отец оставил нам тяжелые долги. Желая поддержать честь семьи, я был намерен полностью погасить их. Я сделал некоторые изменения в работе заведения, и оно начало приносить доход. Через год я расплатился с долгами.

После смерти мамы я так сильно скучал по ней, что целый год ни разу не смог спокойно уснуть. Тогда я думал, что скорбеть – это правильно. Теперь-то я знаю, что это был только эгоизм. Я хотел, чтобы она была рядом со мной, чтобы делиться любовью, которую она давала мне. Мне так недоставало ее любви.

В то время я верил, что жизни после смерти не существует. И реально только то, что можно почувствовать, ощутить, потрогать и доказать прямо на глазах. Моя любимая мама стала прахом.

Когда я был ребенком, улицы в Элизабет были в основном немощеные и грязные. Только главная улица была вымощена булыжником. Для перевозок использовались лошади и телеги.

Электричества еще не было. У нас были газовые фонари, а у всех моих живших по соседству друзей в домах были керосиновые лампы.