Шрифт:
— Подтолкнуть?
— Ну конечно.
— Чуть-чуть?
— Ну а как без этого? Исцеление через боль. Надо уметь жертвовать мелкими личными потерями. Можно ли говорить об идеологической целомудренности, когда речь идет о судьбе человека? Тут где-то с большой буквы, потом расставишь.
— Ты последний подонок, Грачев!
Они отвернулись друг от друга, а в аудиторию на коротеньких ножках вбежала седенькая тетенька в пушистой теплой кофте пыльного цвета и с раздутой хозяйственной сумкой в руках. Она уже с порога запричитала:
— Ой, дождались, ребятки, ждут меня, старую, а я бегу, я бегу. Знаю: ой, опаздываю, сейчас, быстренько, в этот троллейбус — да разве влезешь… Опоздала— виновата, и так уж спешила, думала — не дождутся меня, уйдут, разбегутся, а вот молодцы, умнички, ждут.
— Еще эта древность приперлась, — долбанул кулаком по коленке Симбирцев. Грачев рассмеялся и уселся поудобней.
— Садитесь ближе, ребятки, кучнее, — тетка засучила рукава, открыв руки серые и высохшие, как заплесневелые батоны.
Народ с кряхтеньем собрался в комок, поближе к ее столу, а тетка уперлась дряблыми кулачками в стол, сильно запрокинув голову, и проговорила, закусывая губу в паузах: |
— Товарищи, я преподаю свой предмет вот уже скоро тридцать семь лет. Вот вы улыбнулись. да ? Да, это конечно много. Вам трудно это понять, вы ребята молодые… Это, можно сказать, вся моя жизнь. Жизнь сознательного человека. И коммуниста. Сейчас, в последние годы, многие оценки и углы зрения существенно меняются, вы знаете об этом… Я не могу сказать, что была к этому полностью готова. Это трудно невероятно. Не-ве-ро-ят-но. Это — тяжело. Хотя даже и в те годы я понимала, что мы очень часто формально подходим к своей дисциплине, старалась как-то оживить учебный процесс, предлагала, вводила новшества. Не все, к сожалению, удалось. А что-то и удавалось, были активные студенты, интересные диспуты… Но я все равно свою вину чувствую, я переживаю, мне жутко трудно порой…
Симбирцев смурно посмотрел по сторонам — на коленях листали серые учебники, шушукались, хихикали; три отличницы, вспотев, сидели истуканами, белобрысый очкарик, снисходительно улыбаясь, продвигал руку за прямую спину своей спутнице — Симбирцев закрыл лицо руками.
— Я виновата, — с усилием повторила тетка, глаза ее искали себе приюта поверх голов, на древнем балконе и синеватых окнах. — Мне важно сказать это вам. Сегодня я начинаю учиться вместе с вами, и буду стараться только помогать. Все-таки опыт есть. Аттестация сегодня пройдет как свободная дискуссия. Жизнеспособен ли социализм? Вы, пожалуйста, говорите, что хотите, без всяких стеснений, а я послушаю. Кто будет активен — тому аттестация. Я хочу, чтобы каждый определил свою позицию,
Она опустилась, как упала, на стул, но подумала, и встала мишенью опять:
— Ну так что, ребятки?
— Вот мне кажется, что в исторически конкретных условиях нашей страны социализм был необходимым этапом, — вывела преданно одна из отличниц. — Была произведена культурная революция, облик страны преобразила индустриализация, в войне была одержана победа, несмотря на ошибки и ошибочные извращения…
— Хватит молоть чепуху!— важно крикнул белобрысый очкарик, и со всех сторон вяло потекло:
— Какая там жизнеспособность, нам нужно, как в Швеции, такую модель, чтоб народ зажил.
— Но сначала пусть коммунисты ответят!
— А мне кажется, мы из дерьма никогда не вылезем, загнали нас в коммуну, сделали народ рабами — самый настоящий фашизм, и мололи людей, гноили, пока от красного не отмоемся — жить не сможем как люди.
— Да и так не будем никогда, провели на нас опыт…
— Да ты чо, земляк, плохо живешь?
— А ты сравни жизненный уровень, а у нас? Если взять только мясо…
— Ну и езжай туда. Я смотрю, у тебя там родственников уже, небось, хватает.
— Нужен сначала свой Нюрнбергский процесс, посадить их всех. Можно даже не вешать— выдать толпе, Кто принес к нам эту заразу?!
— Чтоб полетели и партбилетами зашелестели.
Грачев, воодушевясь, блеснул глазами и крикнул, косясь на Симбирцева:
— А судьи кто? Агенты либеральной буржуазии! Товарищ не знает диалектики!
Тетка чуть встрепенулась на его крик и опять смежила веки.
— А народу — колбаса чтоб была, и автобусы пусть по расписанию ходят, а это можно просто…
— В двадцать четыре часа!
— А ты народ, что ли? Ты по себе не суди!
— А мне кажется — России нужен свой путь.
— Да хватит молоть, какой там путь, уж лучше как Сингапур. Пока ищем, вечно нам кто-то на шею сядет, до сих пор партию скинуть не можем, кто будет отвечать за все? Я это хочу спросить.
— Надо ехать отсюда на хрен, чего ждать. Пусть голое место, японцы до ума доведут, не бросят.
— Ну о чем разговор, партия уничтожила народ, самые лучшие силы, пока партия есть — всегда палки в колеса, надо просто аккуратно выявить всех этих, сторонников, коммунистов и отодвинуть отовсюду. Пусть не трепыхаются!