– Большой. Давно получили?

– В восемьдесят втором году. Собственно, это два участка: один тестя, второй мой. Мы их слили в один. Тогда и деревья посадили. Сейчас огромные вымахали. Вишен, слив, яблок – море. Одно мученье – не знаешь, куда девать. Закапывать жалко, вот и бегаешь по знакомым, набиваешься. С каждым годом всё труднее: сейчас у всех дачи.

– Мы не обзавелись участком, – вздохнула Вера Сергеевна. – А так хочется покопаться в земле. Муж всю жизнь мотался по командировкам, дома бывал наездами, у меня дети на руках, тоже минуты свободной не было. Как-то раз мы всё-таки взяли участок, а потом пришлось отказаться: не нашлось денег, чтобы заплатить вступительный взнос. Сейчас жалеем со стариком: надо было как-то выкрутиться. Занять, в конце концов. Дача – такое подспорье в наше время, особенно для детей. Ведь совсем без витаминов растут. Разве на базаре накупишься? Когда ведро картошки – 10 тысяч! Мыслимое дело? Раньше на такие деньги можно было купить две машины. И куда мы катимся? Страшно подумать. Мы – ладно, своё отжили, детей жалко. Что их ждёт бедных? Не знаю.

Она вопросительно глянула на Ивана Сергеевича, как бы ожидая ответа, но он молча пожал плечами.

– Ладно, – отмахнулась от назойливых мыслей Вера Сергеевна, – что я всё о себе. Можно задать вам один нескромный вопрос?

– Пожалуйста.

– Вот вы ещё молодой видный мужчина, а живёте один. Не тяжко вам? Почему не женитесь, если не секрет?

– Вопрос, конечно, интересный, – усмехнулся Иван Сергеевич. – Если ответить на него кратко, не испытываю такой потребности.

– Странно.

– Мама, – донёсся до них сердитый голос Светланы Викторовны, – я всё слышу. Перестань пытать человека.

Вера Сергеевна покачала головой и, встав, закрыла кухонную дверь.

– В детстве у неё была любимая сказка, – сказала она, усаживаясь на место, – про девочку, которая заблудилась в лесу. Забыла название. Помните: «Высоко сижу, далеко гляжу»?

– Мой сын был помешан на этой сказке. Я её раз сто ему читал.

– Вы очень любили жену?

– Не любил, не женился бы. Какое теперь это имеет значение? Но я понимаю, к чему вы клоните. Даю вам исчерпывающий ответ. Во-первых, у нас со Светланой Викторовной ничего нет. Во-вторых, я не сексуальный маньяк, так что за честь вашей дочери можете не опасаться. В-третьих, никаких пьянок и бардаков в своём доме я не устраиваю. Что ещё вас интересует?

Дверь широко распахнулась, и на кухню ворвалась рассерженная Светлана Викторовна.

– Ма-ма! – гневно выкрикнула она. – Кто дал тебе право оскорблять человека? Как тебе не стыдно! Я не маленькая, и не нуждаюсь в твоей опеке.

– Но должна я хоть немного узнать человека, с которым моей дочери предстоит жить под одной крышей? Столь естественное желание. Глупо сердиться и обижаться на родную мать. Кроме того, ничего обидного, тем более оскорбительного, я не сказала. Надеюсь, Иван Сергеевич подтвердит это.

– Да-да, конечно.

– Вот видишь. – Вера Сергеевна с сожалением посмотрела на дочь. – Иван Сергеевич прекрасно всё понимает. А ты, вместо того, чтобы вмешиваться в чужой разговор, лучше бы собиралась побыстрее. Чего копаешься? Ты что, едешь на край света? Не обязательно забирать все вещи в один день. Переносишь постепенно. Возьми самое необходимое.

– Я так и сделала. Всё равно, помимо чемодана набилась целая сумка. Вот как мы разбогатели.

Светлана Викторовна усмехнулась своим словам и вопросительно глянула на неподвижно сидящего Ивана Сергеевича.

– Пойдёмте?

– Пойдёмте, – откликнулся Иван Сергеевич.

Он неторопливо встал с табурета и вышел в прихожую. На полу, возле входной двери стояли чемодан и небольшая, туго набитая сумка. Иван Сергеевич приподнял вещи: совсем лёгкие. Торопливо выбежали из своей комнаты готовые «чебурашки», с ходу облепили мать, путаясь у неё под ногами и мешая одеться.

– Может, оставишь их пока здесь? – посоветовала дочери Вера Сергеевна. – Зачем зря мучить детей. Устроишься там спокойно, а вечером я приведу их к тебе.

– Я им говорила, оставайтесь с бабушкой. Не хотят, рвутся в гости к дяде. Может, и ты пойдёшь с нами?

– Владька с Димкой на улице болтаются, у них ключей нет. Мы к вам нагрянем вечером, если Иван Сергеевич не возражает.

– Почему я должен возражать? Первый подъезд, четвёртый этаж, квартира номер двенадцать. В любое время.

– Ладно, мама, мы пошли.

х х х

Весь переезд отнял у них ровно пятнадцать минут.

Когда они, наконец, поднялись на четвёртый этаж, Иван Сергеевич открыл дверь, гости смущённо и несколько робко вошли в его квартиру. У Светланы Викторовны широко открылись глаза. Невольно думая весь день о том, как он живёт, она воспроизводила свою собственную грозненскую квартиру, какой она могла стать, если бы Андрей хоть пару месяцев пожил в ней один.

Действительность, как всегда, оказалась непредсказуемой. Квартира сияла и блестела. Ни пылинки, ни паутинки, ни соринки, ни мусоринки. Её просто сразил прекрасно начищенный паркет. Она не представляла, что в наше время ещё может быть такое чудо.

Но окончательно убила Светлану Викторовну огромность и какая-то беспредельность квартиры. Начать с того, что один только коридор едва ли не превосходил размерами всю мамину квартиру. В нём, без преувеличения, можно было ездить на велосипеде. Запрокинув золотистую голову, она изумлённо рассматривала высоченные ослепительно-белые потолки. Маленькой бедной девочкой, заблудившейся в сказочном замке, подавленно переходила из одной громадной комнаты в другую, ещё более просторную. Потерянно озиралась на кухне, в которой спокойно уместились бы три её грозненские. Робко заглянула в выложенную розовым кафелем ванную, размером с Маришкину комнату, в туалет, кладовую.