Сам домишко был небольшим, на три окна, с петухом на коньке. Здание выглядело настолько необжитым, что даже у деревянной птицы поникли перья, когда-то выкрашенные разноцветной краской.

— Вот, Егор Александрович, дом ваш, проходите, — жизнерадостно ворковал председатель, делая страшные глаза в сторону Митрича.

Дядь Вася с совершенно невозмутимым лицом раскочегаривал цыгарку, не замечая выразительной мимики Ивана Лукича.

— Заборчик мы починим, вы не волнуйтесь. Вон, Василий Дмитрич и починит. Он у нас рукастый! Всё умеет, и по столярному делу, и по строительному, даже в электричестве разбирается, — рекламировал Митрича председатель Звениконь.

Дядь Вася довольно сопел, пускал дым кольцами и важно поглядывал то на явно давно не чиненую крышу, то на заросли травы перед домом, то косился на меня, когда я не видел, по его мнению. Видимо, проверял мою реакцию на жеребцовское гостеприимство.

М-да, оказался бы на моём месте столичный мальчик Егорка, не удивлюсь, если бы он тут же и сбежал, роняя туфли, подальше от деревенской романтики. Хотя пацан армию отслужил, может, и сдюжил бы. Я так точно не сбегу.

— Не переживайте, починим, — засуетились председатель, заметив выломанную штакетину. — Мальчишки балуются, — смутился Иван Лукич. — Мы вам вот тут веточку вишенки подпилим, они и не будут лазать, — смущённо стрекотал Звениконь.

Я продолжал молча наблюдать за представлением, медленно продвигаясь вслед за мужчинами в сторону дома. Иван Лукич снял со столбика привычный деревенский запор: петлю из проволоки, толкнул калитку, и она едва не пришибла незадачливого председателя.

— Ох, я кому-то задам! Никаких отгулов, ироды! Если учитель смоется, вы у меня премий пятилетку не увидите, — тихо прошипел Звениконь. — Я тебя что просил?

— Так я Фёдора отрядил на это дело, — громким шёпотом оправдывался Митрич.

Шёпот у него выходил так себе, но я делал вид, что любуюсь видами и ничего не слышу.

— Митрич! Это что за саботаж? — повысил голос председатель, когда калитка всё-таки распахнулась, но при этом повисла на одной петле. — Простите, Зинаида Михайловна! — сконфузился от собственного выражения.

— Да ничего, я привыкла, — пропела фельдшерица.

Только сейчас я заметил, что девушка вышла из машины и вместе со мной наблюдала за театром двух актёров, но за нами не пошла.

— А я чего? Это всё Рыжий, — философски заметил Митрич.

— Рыжий — это Фёдор? –уточнил я, пытаясь разобраться в местной Санта Барбаре.

— Рыжий — это Николаич, а Фёдор — балбес, — категорично заявил дядь Вася.

После этого я оставил попытки понять, о ком идёт речь. Потому познакомлюсь.

— Вы проходите, Егор Александрович, — натужно улыбаясь, председатель пригласил меня во двор. — Вот там туалет. Ключ… куда я задевал ключ… — Звениконь зашарил по карманам, сам же в это время продолжал выпытывать у Митрича информацию. — Вы уж простите, удобства у нас деревенские, громко мне, и тут же потише дядь Васе. — Ты ему всё объяснил?

— Объяснил, — кивнул Митрич. — А толку?

— Пьёт?

— Пьёт, — подтвердил Митрич.

Председатель тоскливо вздохнул, покосился на меня и поднялся на крыльцо, вытащил ключ из кармана и принялся тыкать в замочную скважину.

— Да не переживайте вы так, починю, — утешил я моих сопровождающих.

И Митрич, и Звениконь тут же смолки, скептически глянули на меня, но комментировать заявление столичного гостя не стали. Я ухмыльнулся: на лицах мужиков читался откровенный скепсис. Ну, поживём — докажем. Главное, чтоб в этой халупе инструменты были. Сделал себе мысленную пометку спросить у Митрича, где раздобыть хотя бы молоток и гвозди, заодно и тряпку с ведром. Думаю, внутри дом такой же запущенный, как снаружи.

— Ну вот вы и дома, Егор Александрович, — радостно возвестил председатель, распахивая двери. — Проходите, не стесняйтесь. Вот тут, значит, сени. Полочка, вешелочка. Печка, стало быть. Дровами мы вас обеспечим, вы не сомневайтесь.

— Готовит в печи надо? — немного напрягся я.

В своей жизни я чего только не пробовал, много чего умел. Но вот готовить в настоящей русской печи не доводилось.

— Что вы, что вы, — замахал Иван Лукич. — Тут у Таисии и кухонька за занавесочкой, и печка электрическая. Вот она, плиточка, и посуда имеется.

Иван Лукич тут же щёлкнул кнопкой, демонстрируя наличие в ломе света.

— Кто такая Таисия? Это вы меня к ней подселяете, что ли? — удивился я.

Честно говоря, не хотелось бы иметь в соседках любопытную бабульку, сующую нос в мои дела.

— Так померла Таисия, — провозгласил Митрич. — По этой весне и померла. Дом ничейный и стоит с тех пор. Семьи у неё не было, теперь, стало быть, учительский дом будет. Принимай, Егор Ляксандрыч.

С этими словами Митрич решительно отдёрнул занавеску, которая отгораживала импровизированную кухоньку от общей комнаты. И театрально махнул рукой, указывая на квадратные метры деревенской избушки.