Ничего не отвечаю. Лишь уголок губ дергается немного вверх.

Вся ситуация и правда, попахивала стремно. Теперь ясно, почему Олеся вспомнила обо мне. Аккуратно узнала от общих знакомых о том, что я в настоящее время занимаю высокую должность, живу далеко не бедствуя. Плюс ко всему, она помнила, что я близок к семье Бессонова, отец которого политик. Об Артуре тоже расспросила знакомых, общаемся ли мы до сих пор или нет. Сложила два плюс два и решила, что бывший муж, ее последняя соломинка и шанс на выживание, а наш общий ребенок, моя болевая точка, которой можно манипулировать.

Сука, ты Олеся. Как была ею, так и осталась.

– У меня к этой шкуре ноль сочувствия, – зевая, заключает Артур, как только лучшая подруга бывшей покидает мою квартиру. – Такой и правда лучше под плиту лечь.

Жаль ли мне ее после всего, что узнал? Нет. Но и смерти, конечно, я ей не желаю, хоть в груди и плещется ненависть. Просто хочу, чтобы она исчезла из нашей с Юлей жизни.

– Артур, есть предложение. Завтра я с ней встречаюсь, буду выводить на разговор, чтобы она наболтала лишнего, и мы запишем нашу беседу. А далее, в суд, сделаем все красиво. Мать исчезла на несколько лет, никак не участвовала в жизни ребенка, алиментов не платила, вела аморальный образ жизни, плюсом запись, где она, я уверен, ляпнет какую-нибудь дичь, признает, что Юля ей не нужна.

– Предложи ей бабки, много, чтобы точно клюнула, в обмен на то, что она вновь свалит. Олеся согласится – это факт. Выведи ее в разговоре на то, что ребенок реально ей не нужен, а нужны лишь деньги. Уверен, она продаст свою любовь к дочери, потому что ее и не было в помине, – добавляет Бессонов. – Суду такое точно понравится. Ну и я дам отмашку, чтобы правосудие было немного на нашей стороне. Есть там знакомые, – подмигивает он. – Тут и так понятно все, но соломку надо подложить. А дальше пусть разбирается со своим Глушковым, как хочет.

На этой невеселой ноте мы, не сговариваясь, встали на перекур, а далее разошлись по спальням.

Утро выдалось тяжелым, мало того, что я спал от силы пару часов, так еще и перед встречей с Олесей колбасило.

А главное, во мне не было моральных сил поговорить с Мурашкой. Не хотел, чтобы она уловила мой загруз, не хотел, чтобы она вообще знала об этой ситуации. Теперь я должен не только Юльку оберегать от всякого дерьма, но и свою Ларису. Тем более, не надо, чтобы она узнала меня с этой стороны и каким я могу быть. Я перед ней и так обосрался уже сто раз.

Но все полетело к херам в тот момент, когда, сидя в кафе с бывшей женой, она перевела взгляд за мою спину и сказала:

– Девушка, вы что-то хотели?

А я обернулся и увидел бледную, как бумага Ларису…

Миша

– Симпатичная девочка, молоденькая, – с улыбкой бросает Олеся. – Давно вместе?

– Тебя это не должно волновать. Олесь, давай ближе к делу, – говорю якобы спокойным тоном и приказываю себе не смотреть в окно, не смотреть на Лару и то, как она уходит, не думать о ней, не прогнозировать будущий исход событий.

– Я уже все сказала. Мое желание максимально простое, – видеться и участвовать в жизни дочери. Я хочу, чтобы она знала, что у нее есть мама.

Кое-как сдерживаю улыбку, что рвется из глубин. Олеся просто потрясающая актриса, по ней же все театры и киностудии плачут. Такой талант пропадает.

– Ты знаешь, что я не в восторге от этого, а если быть полностью откровенным, то против того, чтобы ты вообще появлялась в жизни Юли.

– Миша, это лишь твое желание, а закон на моей стороне. Я мать и имею право…

– Я уже слышал эту шарманку, захлопни крышку, – перебиваю ее, прикрываю глаза и растираю пальцами переносицу. – Сколько?

– Что сколько? – меняется ее тон на удивленный и вместе с тем улавливаются нотки заинтересованности. Еще бы, я ж все о тебе знаю, сучка ты, попавшая в долговую задницу.

– Сколько стоит наша свобода от тебя?

– Миша, я же сказала, что хочу…

– Сколько? Любая сумма, не парься, найду. Сделаю все, лишь бы ты исчезла.

Леся прожигает меня взглядом. Сижу расслабленно. Жду. Отсчет времени пошел. Часики в голове затикали. Тик-так, тик-так, тик-так...

– То есть ты готов на все? – выдает она спустя минуту.

– Да.

Леся берет свой кофе и делает глоток, в задумчивости отводит взгляд к окну. Я же, до сих пор запрещаю себе смотреть туда.

Не думать, не думать, мне нельзя думать о Мурашке.

– Хорошо, – выдает Олеся, роется в сумочке, извлекает из нее ручку, протягивает руку к середине стола и берет своими наманикюренными тонкими пальчиками белоснежную салфетку. Ручка ритмично бегает по папирусу, затем останавливается, и бывшая уверенно двигает салфетку в мою сторону.