День Первокурсника, КВН, стенгазета, ночной турнир по парному "дураку". Научиться тренькать на гитаре "На маленьком плоту", писать буриме, курить и пить водку, не морщась. В этом списке учеба была не то что не на первом, а даже не на призовом месте. Вера с упоением позволяла этому вихрю кружить себя, огорчаясь лишь полным отсутствием личной жизни. Связано это было с Никой-Соней.

Что касается личной жизни, то дискотеки же!

Дискотеки играли важную роль, честно приняв эстафету от балов, сельских вечорок и танцев под радиолу. Точно так же, как и в самые давние времена, на дискотеках знакомились, бурно влюблялись с первого взгляда и на всю жизнь, и так же бурно расставались. Конечно же, навсегда. Так же зорко следили, кого он или она выберет и пригласит на танец. А если пригласит, то сколько раз, а если вдруг приглашал и тут прошёл мимо, то почему?

Эти самые дискотеки организовывали вполне официально в холле первого этажа по пятницам и субботам. Но очень часто бывали и стихийные, их называли "чёрные скачки". В длинном общежитском коридоре выключали свет, с обоих концов ставили мощные колонки и гуляли до двух-трёх ночи. Организаторам было всё равно, как спится жителям комнат, хлипкие двери которых ходили ходуном от децибел.

"Да уж. И куда смотрел комендант?" – Вера допила чай, нашла на телефоне и включила "Дискотеки 80-х". Встала перед большим зеркалом и задёргалась, представляя, как они тогда танцевали. Получалось так себе. И вдруг из телефона понеслось тягуче-сладострастное “Johny, oh-yeah…”. Моментально зеркало пропало, пропала отражающаяся в нём комната, исчезла немолодая женщина, а вместо неё в длинном темном коридоре в пятнах цветомузыки появилась молодая, с пышной "химкой", стройная, сияющая восемнадцатилетней красотой юности девушка в объятиях красавца. Возможного красавца, в темноте же не было видно. Нет, очевидно он был красавцем! Вера млела, руки у парня сильные, сам высокий, голос незнакомый. “Не наш, вроде. Наших я всех знаю” “Johny, oh-yeah…”

Как вдруг сбоку, в эркере, который использовался как курилка, она увидела знакомый силуэт и белые волосы. Ника целовалась! И с кем – с Сашкой! Их общий друг, вернее, друзья Саша и Света, четвёртый курс, у них свадьба через месяц! Вера ойкнула, рванулась из объятий и ринулась в эркер.

– Вероника! – произнесла она громко и продолжала гневным шепотом, срываясь на визг: – Саша! Вы с ума оба сошли?

Она резко схватила Нику за руку и вывела на середину эркера. Саша молчал и только моргал глазами, как будто в них попал песок. Ника выглядела странно. Её обычно большие круглые глаза превратились в прямоугольные щели. Губы из бледных стали ярко-алыми и как-то странно расползлись. Облик был настолько далёк от обычного, что Вера ойкнула и тут же разъярённо обернулась к парню и грозно отчеканила:

– Нам пора! Передавай привет Свете, гавнюк!

В комнате Вера ещё раз тряхнув Нику за плечи, спросила:

– Ты с ума сошла?

Ника, приходя в себя, обняла Веру и сказала:

– Не сердись. Спасибо тебе. Сашка тут не при чем, бес меня попутал. – И помолчав, добавила: – А давай ты за мной следить будешь?

Вера, ожидавшая чего угодно, любых просьб не вмешиваться в чужую жизнь, скандала и ссоры, опешила.

– Как это – следить? Ты мать с дуба рухнула? Свечку тебе держать и из постелей вытаскивать?

– Путаешься, подруга! – Ника уже совсем пришла в себя. – Тут либо свечку держать, либо из постелей вытаскивать. И то и другое несовместимо! – и покачала длинным пальцем прямо перед Вериным лицом. Это было так уморительно, что, несмотря на весь бред происходящего, Вера не удержалась и хихикнула.

– Просто смотри, – продолжала Ника. – Чтобы всё по-человечески было. С Сашкой не по-человечески, ты же сразу просекла. И пресекла. Вот так и надо со мной.

– Ага, – нерешительно пробормотала Вера, – прям бегу и тапочки теряю. Сама-то ты себе не хозяйка?

– Ой, мать, когда на мне черти едут, я ничего не соображаю. Так что нет, почти не хозяйка.

Сказано это было очень естественно и таким усталым голосом, что Вере стало её очень жалко. Ника как всегда быстро заснула, а Вера всё смотрела на неё, на её странный сон. Спала Ника как уработавшийся тракторист. Вера всю жизнь прожила в городе и никогда не видела спящих трактористов, но почему-то была уверена, что они спят именно так – как будто окаменев от усталости и лишь кончики пальцев подрагивают от напряжения – то ли пытаясь гайки закрутить, то ли что-то удержать, а может, и оттолкнуть. Вера вздохнула и повернулась на бок. Потом в её памяти вспыхнул и пропал этот звериный оскал. Показалось? Наверное. Темнота, а тут и фонари с улицы, и цветомузыка. Опять колыхнулась жалость, которая, как ни странно, успокоила её и дала наконец заснуть. Жалость к Нике не была беспочвенной – благодаря общежитским сплетням, она в общих чертах знала историю подруги. Этот первый курс был вторым первым курсом в её жизни.

3

Ника родилась и выросла в пригородном посёлке. Тридцать минут на электричке – и вот шумный мегаполис. Тридцать минут в обратную сторону – и вот она в своём доме. В боковом переулке, вроде в уединении, а в то же время недалеко от главной улицы, где располагались и почта, и магазин, и школа, в которой Ника вполне успешно закончила десять классов. Её родители, Регина и Вадим Аберкас, были из родов обрусевших немцев. Бабушек и дедушек Ника до последнего времени не знала. Жили они мирно, дружно, были счастливы тем счастьем, которое не осознаешь и не ценишь, пока не потеряешь.

Год назад она была зачислена в институт, спокойно собиралась приехать к началу учебного года и уже собрала все сумки, когда в один из августовских дней её мать убили посреди бела дня прямо в посёлковом магазине. Отец же покончил с собой на третий день после её смерти, прямо перед похоронами у гроба жены, на глазах у дочери. И всё-таки Ника приехала в институт и даже проучилась почти до ноября, как вдруг исчезла, никого не предупредив. Через пару дней приехал её дед, показал все необходимые документы и объявил, что у его внучки случился нервный срыв, и она на этот год учёбу прекращает.