Шрифт:
Минут через двадцать появилась Ника, меньше всего похожая на нечисть.
– Ты зачем окно заперла? – она покрутила пальцем у виска. – Пришлось через пацанячью лезть! Хорошо, не разбудила никого.
Вера спохватилась, что да, одно раскрытое окно она забыла.
– Ты кто? Ты что? – и неумело перекрестила Нику.
– Пых! – взмахнув руками, изобразила та взрыв. – Всё, я исчезла! Тоже мне – крестишь шиворот-навыворот, а ещё комсомолка!
Выглядела она обычно, пахло от неё луговыми травами и ночной свежестью, а не адской серой и разрытыми могилами. Улыбалась устало и была такой обыкновенной, такой знакомой, что Вера, выдохнув шумно, спросила:
– Что это было? Мне показалось, да? Гипноз?
– Я всё расскажу, клянусь! Ты часов в семь сходи к Арюрю, скажи, что мне стало плохо, отпроси нас двоих, мол, меня домой до врача довезёшь, а сама на следующий день приедешь, – договаривала она уже через силу, засыпая на полпути к подушке.
Вера же не могла уснуть и, когда стало хоть немного прилично будить старшую, постучала в дверь соседнего домика.
Всё прошло гладко, и спустя некоторое время они уже сидели в почти пустом вагоне ранней электрички, ехавшей по направлению в город.
– В ту ночь, когда погиб папа, – начала Ника и споткнулась, помолчала немного, отвернувшись к окну, а потом решительно продолжила.
5
В ту ночь, перед похоронами матери, онемевшие от горя, они сидели перед гробом, не в силах уже смотреть на неподвижное, дорогое лицо и не в силах встать и уйти. Но всё-таки Ника поднялась и крепко взяла отца за ледяную руку.
– Пап, пойдём пройдёмся, хотя бы до поворота, – голос её дрогнул.
Прогуляться "хотя бы до поворота" было обычным делом после утомительного дня, когда вся семья уже поужинала и ожидала, когда начнётся любимый фильм и заварится чай со смородиновым листом. "Хотя бы до поворота" – это было недалеко, минут пятнадцать неспешной ходьбы.
Вадим повиновался нехотя, но постепенно тепло ладони дочери стало растекаться по всему телу, он приобнял её, и они молча дошли до поворота на главную улицу. Было довольно поздно, но со стороны "проспекта" доносились то звуки одинокого мотоцикла, то голоса загулявших сельчан. Постояв немного, они повернулись и пошли назад. Дом издалека смотрелся очень мрачно, несмотря на то, что свет оставался включённым. Их семья всегда так делала, чтобы любоваться издалека уютной картиной. В этот раз их жилище казалось мрачным логовом или циклопом, на лбу у которого светился единственный глаз.
Нику удивила абсолютная тишина вокруг – не так далеко от проспекта, а уже не доносилось ни единого звука. Когда же они зашли в комнату, то увидели, что возле гроба Регины стоит фигура в чёрном плаще. Ника сдавленно крикнула, указав на неё пальцем. Отец проследил за рукой, увидел то же, что и дочь. Фигура была плоской, как будто вырезанной из чёрной матовой бумаги. На крик существо дернулось и неровными, мультяшными движениями поползло к девочке. Отец кинулся наперерез, но чёрная тварь небрежно чиркнула рукой по его горлу. Вадим рухнул на пол, прижимая руки к ране, из которой бил красный фонтан, орошая всё вокруг кровью. Несколько конвульсивных движений, и тело затихло. Ника же почувствовала лёгкий толчок в грудь и погрузилась в темноту.
Минуту спустя, со второго этажа, сошла женщина. Совсем неприметная, среднего роста, одетая по случаю траура в тёмную одежду. Она оглядела комнату, улыбнулась, взяла, обернув руку платком, кухонный нож. Провела им по ране на шее у Вадима, затем вложила в его холодеющую руку и отошла. Достала зеркальце, сделала несколько гримас и, выбрав подходящую, побежала к дому участкового, чтобы, запыхавшись, заколотить в дверь и закричать: "Помогите!"
На стук быстро открыли. Несмотря на позднюю ночь, участковый не выглядел заспанным. Он спросил негромко:
– Кто вы и что случилось?
Затем повернулся к собаке, которая бесновалась, пытаясь сорваться с цепи, и рявкнул:
– Гай, фу! Что за концерт? – и вновь повернулся к женщине.
– Там у Аберхастов, Вадим… самоубийство. – последнее слово ночная посетительница выговорила особенно чётко, как будто стараясь, чтобы именно его запомнили. Отметив про себя эту странность, участковый сказал:
– Зайдите в дом. Как вас зовут?
– Марина, Марина Миронова, я подруга Регины. Была, – она попыталась заплакать, но мужчина быстро спросил:
– Как вы оказались в доме так поздно и что произошло?
Слушая её, профессионально отмечая в уме все важные моменты, он в это же время делал несколько дел одновременно: одевался, отдал распоряжение жене тут же позвонить доктору и сказать, чтобы подходила немедленно.
Подумав секунду, добавил:
– Нет, пусть лучше муж возьмёт и на машине подъезжают, что-то непонятно мне.
"Там может быть всё что угодно, может это и ловушка. Но зачем и для кого?
Грабить в доме нечего, на меня? Вряд ли, слишком уж сложно. Ладно, разберёмся." – подумал он.