Весь следующий урок я размышляла о том, какое отношения медаль за успехи в обучении имеет к чьей-то депрессии и черной кофте, почему люди такие жестокие и почему их так интересует чужая личная жизнь. Я не могла этого понять, хотя была далеко не самой глупой девочкой.

– Я очень переживаю за тебя. Ты можешь скатиться. И подумать только, когда – под конец года! Нам не нужны такие показатели! Ну вот совсем не нужны!

Классная руководительница подсела ко мне на перемене. Пытливо разглядывая мое лицо, она изо всех сил пыталась изобразить участие, но это у нее плохо получалось.

– Ведь ты же отличница! А сейчас успеваешь еле-еле. Я все вижу: ты не тянешь. Так недалеко и до двоек скатиться!

«Да ну! Большинство учеников в классе, в том числе ваши умственно отсталые любимицы, до сих пор не знают, что такое десятичные дроби».

Вслух я спросила:

– Но ведь пока их нет, этих двоек, ведь так?

Классная в досаде закусила губу.

– Так, – после долгого молчания, нехотя признала она, сверля меня глазами. – Я беседую с тобой пока просто так, для профилактики.

– Почему вы думаете, что эти двойки могут появиться?

Классная глупо захихикала. К чему весь этот странный разговор? Я училась все так же хорошо. Правда, я делала это не ради поступления в институт, как мои одноклассники: это были старшие классы, мы выходили на финишную прямую и даже те, кто плохо учился все последние девять лет, решили срочно наверстать упущенное, чтобы иметь шанс поступить. Я училась все так же хорошо не ради этой высокой цели, а по инерции – просто потому, что так привыкла.

– Ты уже решила, куда будешь поступать?

– Нет. Мне все равно.

Я ответила честно. Меньше всего меня теперь интересовало мое будущее.

– Вот это-то меня и волнует! – вспылила классная. – А в следующем году экзамены! Все готовятся поступать! Все думают о будущем! Только ты ни о чем не думаешь!

Она осеклась, выдохнула и после паузы снова повторила то, что уже говорила мне в начале нашей беседы:

– Переживаю я за тебя.

Я посмотрела ей в глаза. Классная была лицемерной недоброй женщиной, которую ни капли не интересовала ни я, ни моя дальнейшая судьба. Я молчала. Мне нечего было ей сказать.

– Да что с тобой случилось?! – не выдержала она.

«А то вы не знаете? Весь город судачит об этом. Даже здесь, в школе. Совершенно не переживая, что я это слышу».

Вслух я ответила:

– Абсолютно ничего. И вам не надо беспокоиться о моих возможных двойках. Их не будет. У меня все под контролем.

Классная нервно подергалась.

– Ну, если под контролем, то ладно.

Проводить воспитательную работу – совсем не ее конек. Она делала это настолько неумело, что начинала меня раздражать. Впрочем, было видно, что ей и самой надоел этот разговор.

– Я, как твой классный руководитель, надеюсь на тебя. Не подведи меня.

Классная встала и на тонких каблучках поцокала в учительскую.

Домой я шла в удрученном состоянии. Стоял теплый солнечный майский день, один из тех, которых я всегда так ждала, но сейчас его красота была чужда мне. Некогда любимые цветущие деревья мне были не нужны, если среди их покрытых белыми соцветиями ветвей не было улыбающегося лица моего Дима.

«Все думают о будущем! Все готовятся поступать!» – передразнила я классную, подражая ее тонкому писклявому голоску. – «Да я сдохнуть хочу, а не думать об этих экзаменах и об институте! И что это такое – эти «все»? Почему я должна хотеть и чувствовать, как «все»? Разве я виновата, что все у меня идет не так, как у «всех»? Что все идет наперекосяк? Почему меня все время пытаются с этими «всеми» сравнить? Ведь я – не «все»! Я это я, и мои эмоции – мои, и мои слезы – мои, и мое горе – мое!»

Я шла, раздраженно обрывая высокие травинки и листья с деревьев, тихонько бубня в такт своим шагам и со злобным усилием сдерживая слезы. Услышав веселый беззаботный смех, я повернула голову. Справа от меня прошли две девочки из нашего класса, в обнимку с парнями. Они обогнали меня и пошли вперед по аллее. Головы моих одноклассниц были заняты не только уроками. Мне было горько на это смотреть. К тому времени, когда у них все только начиналось, у меня все закончилось. Моя жизнь закончилась, как думала я тогда.

«Почему все вокруг меня так нарочито, так подчеркнуто счастливы? Чтобы на их фоне я себе казалась еще более жалкой и ничтожной? Неудачница. Да я просто неудачница!»

Неудачница. Неудачница.

НЕУДАЧНИЦА.

Это сейчас я понимаю, как это важно: в осколках и мраке дня сегодняшнего быть способным увидеть свои грядущие счастливые дни. Все равно увидеть – пусть пока ничто их не предвещает, и кажется, что не будет уже никогда никакого счастья. Вот чему мы должны научиться. Тогда я этого не понимала. Тогда у меня это плохо получалось.