— Командир должен знать, Федор Ильич, что о его действиях не будут судить-рядить, и что если он сделал промах, с него взыщет только старший начальник.

— Но есть еще и коллектив, Виктор Захарович.

— Да, но, в конечном счете, за его проступки отвечаем мы с тобой. Начальник обязан воспитывать своих подчиненных.

— А остальные, Виктор Захарович? Не нужно забывать, что не личность — главная сила, а коллектив.

— В армии военного времени.

— И в армии военного времени тоже! — загорячился, наконец, и Бурлов. — Это нисколько не снижает ни боеготовности, ни дисциплины, ни тем более ответственности. Ты отвечаешь перед старшим начальником. Но пусть с тобой отвечают и другие. Никуда не денешься: судят не только начальники, а и товарищи по службе…

Спор прервался громким стуком в дверь. Курочкин быстро одернул гимнастерку и, чтобы скрыть возбуждение, пересел к окну.

— Войдите, — разрешил он.

В дверях показался помкомбата Грищенко, а за ним вошли автотехник Чупрунов, звукотехник Хорошавкин, командир взвода Володин, Рощин. Последним появился Зудилин.

Когда все уселись, Бурлов объяснил причину совещания, Командиры недоуменно переглянулись. Зудилин от неожиданности встал, потом снова сел.

— Встаньте, товарищ Зудилин, — приказал Курочкин.

— Проступок товарища Зудилина затрагивает честь всех командиров, — говорил Бурлов. — Зудилин приказал бойцу купить водки. Отдавать приказ, заставляющий бойца становиться на путь недостойного поведения, — значит совершать преступление. Калмыков обязан был выбирать: или самовольная отлучка и покупка вина, или невыполнение приказа Зудилина. Зудилин имеет за сравнительно короткое время уже два взыскания.

Наступило неловкое молчание. Наклонив головы, присутствующие старались не смотреть на Бурлова и Курочкина, Хорошавкин, как обычно, что-то чертил в блокноте. Рощин вертел карандаш.

«Не могут же, они его оправдывать? А молчат, — забеспокоился Бурлов, чувствуя какой-то просчет. — Надо было подготовить людей к этому… Чепуха! — сейчас же возразил он себе. — Кому нужна отрепетированная форма?»

— Что здесь судить? — нарушил молчание Грищенко. — Свалял дурака, пускай отвечает. Командиру батареи и вам дано право взыскивать.

— Здесь дело не только во взыскании, — возразил лейтенант Чупрунов. — А где честь командира?

— Можете представить, как на него смотрели бойцы, — вмещался Рощин. — Позор!

— Ты уж слишком! — возразил Володин. — Да еще заставлял стать на колени перед подчиненным!

— Который просидел в тюрьме два года, — добавил Зудилин.

Командиры заговорили все вместе. Курочкин нахмурился и встал.

— Больше порядка, товарищи командиры, — строго заметил он. — Это служебное совещание. Мы собрались, чтобы обсудить проступок своего товарища и помочь ему разобраться, — продолжал капитан, глядя на Зудилина. — Командир — лицо подразделения. Я не думаю, чтобы кто-нибудь из вас верил, что за плохим командиром может стоять хороший взвод. Если командир взвода принуждает своего бойца пьянствовать…

— Неправда! — выкрикнул Зудилин.

Курочкин пристально посмотрел на Зудилина.

— Правда, товарищ Зудилин, — наконец проговорил он. — Приказать такому бойцу, как Калмыков, покупать водку, это сознательно толкать его на старую дорожку. А своим малодушием, прикрытым словами о чести, вы противопоставляете себя бойцам.

Осудили поступок Зудилина почти все командиры. Грищенко и Володин промолчали. Рощин выступал горячо.

— Я не оправдываю свою резкость по отношению к Зудилину, — заключил он. — Но низость, в какой бы форме она ни проявлялась, — есть низость.

Когда слово предоставили Зудилину, тот, облизнув сухие губы, проговорил:

— Я, товарищи, виноват. Прошу простить меня. Сегодняшний суд останется памятным на всю жизнь. Но извинения у Калмыкова просить не буду. Я не смогу этого сделать, — почти шепотом заключил он.

Приняли предложение Бурлова и Курочкина — задержать присвоение Зудилину очередного звания на один год.

Глава пятая

I

Порывистый низовой ветер перекатывал на болотах и пустырях белые волны. Попадая в затишье, снег сбивался в плотные сугробы с замысловатыми резными козырьками. Он взвивался в воздух, сверкая в лучах расплывшегося слепящим пятном солнца, алмазной пылью.

Поежившись от холода, генерал Савельев вышел из буксовавшей в занесенном кювете машины. Неодобрительно взглянув на суетившегося шофера, он свернул в просеку и направился в расположение полка. Помогавший шоферу адъютант бросил лопату и догнал командарма.