В данный момент Сурена заботит возможный мобильный пост ДПС, который регулярно прячется за продуктовым вагончиком у дороги. Задачи у здешних гаишников стандартные – не предотвратить, но наказать. Поэтому они стараются прятаться как можно лучше, ловя на живца – знак «Начало населенного пункта». И хотя Сурен сейчас едет по правилам, он вглядывается в приближающийся к нему со скоростью 60 км/ч вагончик. Но… пусто. И вот позади остаются и продуктовый вагончик, единственная витрина которого закрыта на ночь железным листом, и сам крошечный Мичуринский, с его щедрым дорожным освещением.

Про зайца… Избежал выбегаец в этот раз обеденного стола. Не быть ему ни тушеным, ни жареным, ни пареным. Счастливый день у него сегодня. Второй день рождения. Так всегда и бывает: если кому-то повезло, значит, кому-то и не повезло. У Сурена так вообще с этим беда который день подряд. Черная полоса. В Архыз крайний раз возил за полторы тысячи. Дней пять-шесть назад это было. Вот эти полторы тысячи он и искатал на топливо. Сто километров в одну сторону, сто – в другую. Каждый день. Если бы не газ, который сейчас в два раза дешевле бензина, то с извозом, наверно, уже несколько лет как завязал бы.

Времена не те, ситуация другая. Дикий извоз душат в аэропорту как могут. Нелегалов, вроде Сурена, которые отработали по двадцать лет, с начала 90-х, несколько лет назад начали вытеснять за территорию. Плати, если хочешь парковаться ближе. А с чего платить, если клиента видишь через раз – через два? Но кого волнуют твои проблемы? Не нравится – вали отсюда, за тобой очередь желающих. Наркоманы и тунеядцы. Таксуют до первой поломки. Цикл их жизни в аэропорту короток, но поток неиссякаем. Старая гвардия держит удар, ибо ничего не остается. К дверям, то есть к первой линии клиентов, новичков не пускают. Но те все равно кормятся, а значит – мешают, значит – конкурируют, значит – откусывают от твоего рубля. Но основная беда, конечно, – это «официалы»…

Дорога делает длинный поворот налево. Изгиб плавный и безопасный, непримечательный, но позапрошлой зимой вылетел тут Сурен на обочину. Дело было в феврале, приблизительно в это же время суток, бушевал буран. Трасса была плохо очищена, песком дорожные службы еще не прошлись.

Ездить с превышением скорости по гололеду ему нравилось всегда – устраивать контролируемые заносы, играть рулем, чувствовать силу ветра. Адреналин бьет из ушей, рука крепка, реакция мгновенна. «Люблю дать ей под зад, – часто хвастался он при случае, кивая на машину, – и уйти в точку». – «Все равно будь аккуратней», – предостерегали окружающие. «Дурак», – отрезала жена. А он смеялся.

В ту ночь, как обычно в плохую погоду, он гнал от Минвод на скорости выше допустимой. Возвращался домой «пустой», поэтому «морально мог себе это позволить». На том повороте пошел на очередной обгон. Полез через снежный гребень сначала на встречную полосу, потом обратно, и, уже вернувшись, в последний момент дернул рулем, чтобы хвастливо вильнуть задом. Автомобиль послушался и потерял сцепление с дорогой. И дальше инерционным движением его понесло вперед боком. Он выкрутил руль в сторону заноса, но без толку. Изгиб дороги плавно ушел влево. Сурен вспомнил, что не пристегнут, схватил крепче руль, представил, как сейчас боком влетит в канаву и перевернется через крышу. Но не тут-то было. Пролетел через канаву, засыпанную снегом, и не заметил ее. Автомобиль даже смог выровнять положение, и все могло бы закончиться без потерь, если бы в нескольких метрах от дороги не ударился днищем в пень. Откуда он там мог взяться?

Сразу после удара, засыпанный снегом по самую крышу, оглушенный, ни живой ни мертвый, Сурен вспомнил жену. Подумал, что она сейчас мирно спит под теплым одеялом. Увидел ее осуждающий взгляд. Увидел, как она утром выслушает его объяснение и отвернется, кусая от злости ноготь, потому что – поделом! – будет винить в аварии именно его. Вспомнил обоих своих сыновей. Старшего – помощь которого прямо сейчас очень бы пригодилась, но он как минимум в восьмидесяти километрах. И младшего, который только пару месяцев назад обнимал его на перроне в Невинномысске и просил перестать гонять.

Откуда-то издали доносились крики и свисты идущих на помощь…

Это была не первая авария в жизни Сурена. В жизни всяко бывало. В том числе кувыркался через крышу на заре своей шоферской карьеры, да еще и с тестем в салоне. Но именно теперь – улетев в снежное поле, онемев от шока – он принял окончательное решение, что это было в последний раз.

Сейчас же был бесснежный март. Дорога, несмотря на среднюю видимость, в хорошем состоянии. Внимание Сурена фокусируется на том самом пне. Его можно видеть только осенью и весной, когда нет снега и травы. Хотя, проезжая мимо дважды в день, Сурен может определить его более-менее точное местонахождение по главному ориентиру – мерзнущему неподалеку трехволосому электрическому столбу.

Свет фар скользит по обочине, нащупывает пень, облизывает его и возвращается на выпрямившуюся трассу. Увидеть пень для Сурена что-то вроде ритуала.

До поселка остается не больше трех километров, но они уже ощущаются как родные. Пара мгновений, и впереди затеплились огни дорожного освещения, тоже щедрого, но по справедливости. С правой стороны появляются очертания лесного массива, который непропорционально своим грозным размерам трусливо замер перед трассой, боясь через нее перешагнуть. Слева вырастает бетонный колосс в советском стиле, сообщающий о принадлежности земли совхозу «Кавказский».