Впереди, вдалеке, появляются огни встречного автомобиля, поворачивающего с проспекта. Автомобиль не спеша проезжает под дальним фонарем. Минует поворот во дворы Новых домов. Проезжает мимо Сурена и кратко сигналит. В ответ Сурен поднимает руку в приветствии, и только теперь – по кузову – узнает знакомого пожарника Толю. Давно работал Сурен в пожарной части. Сейчас даже не вспомнить, работали ли они вместе с Толей или просто вместе выпивали несколько раз в той самой части в компании общих друзей. Сурен помнил, что у Толи не было фаланги пальца и шутку на этот счет: «У трудовика в школе не было двух пальцев, но были две смешные истории».

Почему он вспомнил про корову? Ах да – незнакомец с фонариком. Оглядывается – никого. Свернул к Новым домам?

На обратном пути в сарай, после того как корова облегчилась, им повстречался местный житель. В темноте они сначала не узнали друг друга, но по поселковому порядку поздоровались за руку. Тот спросил, кто такие, куда корову гоните. Получив ответ и узнав соседа, стал извиняться, мол, поймите правильно. В ответ Сурен его поблагодарил и похвалил.

Бесконечный пеший путь домой продолжается мимо одноэтажного здания банка, с большими зарешеченными окнами. Вправо уходит улица 50 лет ВЛКСМ, с двухэтажным частным долгостроем на углу (дом учительницы математики). Сразу за его забором начинается «короткий путь» – ведущая в центр поселка тропинка. На нее Сурен и сворачивает, доставая телефон с фонариком.

Оторвавшись от асфальта, тропинка тут же упирается в Л-образную опору линии электропередачи. Одним ответвлением она ныряет ей между ног, другим (суеверным) обходит стороной. Потом вновь сливается воедино и далее несколько метров тянется параллельно улице Старикова, мимо скелета нерожденного одноэтажного здания, подпирающего небо дюжиной бетонных столбов, в ночи напоминающих перевернутого вверх ногами жука. Это могла бы быть прекрасная отвратительная копия разрушенного храма Юпитера, с его несгибаемыми колоннами и рассыпанными поблизости каменными фрагментами, если бы жизнь имела хоть толику сарказма.

Прыгая с кочки на кочку, тропинка огибает «храм Юпитера» и устремляется вниз по склону через пустырь, пока ее бег не прерывает неглубокая и неширокая дождевая канава, прижавшаяся к несбалансированной, как клюшка, улице. Здесь тропинка теряется и находится несколькими метрами ниже с обратной стороны. Тут она начинает свой вольный бег в полную силу, скользя через изогнутую, как дно ложки, лужайку, опасно минуя угол здания электрической подстанции, оставляя с правой стороны пустырь в несколько соток, с одиноко растущим у его края молодым орешником, сейчас, мартовской ночью, торчащим из земли инородно и безжизненно. За пустырем начинается заветренная парковка, прилегающая к заднему фасаду Дома быта, половина помещений которого давно пустуют.

Сразу за Домом быта располагается центр поселка, с фонарями и фонариками, перекрестком (без светофора), вывесками продуктовых магазинчиков. Одна из стоящих строем вдоль проспекта елей (крайняя, у автобусной остановки, у парковки бывшего универмага) до сих пор украшена остатками новогодних украшений, как придорожный куст в мусорных фантиках. Опыт прошлых лет практически гарантирует ей достоять в этих ошметках праздника до следующего Нового года.

Сопровождаемый своей неплотной тенью, любопытно тянущейся по сторонам, Сурен по диагонали идет через перекресток. Плюет в тень и попадает. Осторожно оглядывается по сторонам – никого, мертвая тишина.

Сразу за проспектом стоит его дом. Вечный вопрос, как подойти к подъезду: спуститься ниже и пройти вдоль двора или пойти параллельно дому по аллее Ветеранов между статуй двух львов, а потом спуститься по аллее прямо к подъезду. Расстояние одинаковое, но каждый раз выбор как будто зависит от настроения.

Идет ко львам. Они даже не симметричные, а одинаковые, что делает их максимально фальшивыми и неуместными. Но сейчас, наверно, стало лучше, чем раньше, когда на этом месте стоял крытый базарчик, на котором в любую погоду бабки торговали семечками и иногда местные фермеры торговали молочными продуктами и свежим мясом. Переделали тут все буквально пару лет назад.

В доме напротив, на балконе, курит женщина. Далеко впереди, у отделения МВД, автомобиль с включенными фарами. Полгода назад там застрелили полицейского. Убийца прятался в кроне елок, плотной, как женская юбка. Его так и не поймали, но после этого елки оголили на два метра над землей.

Поворачивает направо. Семь ступеней вниз. Двор темный и грязный. Газоны заезжены колесами припаркованных автомобилей. На этом месте, ровно под своим балконом, он и сам часто парковался, но два года назад перестал, после того как машину дважды пытались то ли угнать, то ограбить. Красть в ней нечего (нет даже магнитофона), а угнать было невозможно, потому что стоял замок на педали. Собственно, после второго случая, когда старший сын ночью выскочил и стал избивать грабителей, а Сурен увидел это из окна и побежал ему на помощь… После второго случая и перестал оставлять машину на ночь.

Из грязи – в гравий, насыпанный соседом по случаю свадьбы дочери. Цель была победить вечные лужи, которые не всегда успевали просохнуть даже в летние дни. В результате гравий так смешался с грязью и мелкие камни так разнеслись по округе, что двор стал похож на строительную площадку. Ночь к лицу этому двору. Гравий скрипит под ногами, как песок на зубах.

Подъезд. Из подвала тянет сыростью и теплом. Узкие лестничные пролеты на первом этаже скупо освещены меченной краской лампочкой. Хватаясь левой рукой за перила и придавая инерцию свободной правой рукой, он буквально влетает на каждую из следующих девятиступенчатых лестниц. Поворот, перехват руки, на вдохе – ух! – второй этаж. Здесь и на третьем этаже света, как правило, не бывает. Проблема не в том, что соседям жалко лампочек, а в проводке. Несколько лет некому вызвать электрика. Последний пролет. Перехват руки, на вдохе, с шагом через две ступеньки, – раз, два, три. Выдох. Четвертый этаж. Квартира номер двадцать девять. Достает связку ключей, отделяет тот, что от квартиры, как можно тише вставляет его в личинку и проворачивает. Два оборота. Жена всегда закрывает на два оборота, думая, что так безопасней.