Он очень хотел оказаться среди героев-протогипов романа. Никите казалось, что там ему самое место. И обида на меня, рассеянного автора и невнимательного отца, была искренней.

В жизни для него не осталось места.

Никита умер. От тяжелой болезни.

Его могилы не существует. Пепел, как и завещал сын был развеян над Финским заливом…

Черные слова. Страшная судьба. Чудовищная рана. Она кровит постоянно. Ежедневно. И еженощно.

Не должны родители переживать своих детей! Прав был Брэдбери: «Что бы вы ни делали, не умирайте Ваши дети никогда вам этого не простят». Но великий писатель мог бы дать и другой, еще более важный совет: «Делайте все, чтобы ваши дети не умирали. Вы себе этого никогда не простите».

Я – не сделал. И себе – не простил.

Вот, сынок, ты и попал в книгу наконец. Правда, не в «игру», а в «доигрывание», так уж получилось. Извини…

Очень грустно. А еще более грустно то, что ты никогда не узнаешь о посвященном тебе стихотворении. Вот оно:

Жизнь прошла бессмысленно и странно,

словно шар, катившийся в пыли.

Иногда колёсно, чаще санно,

не торопко, реже ураганно,

Годы шли… Но всё же годы шли.

Мальчик мой, ты умер молодой…

Жил неэкономно, неуёмно…

Хуже нет, когда, уже седой,

пепел сына сеешь над водой…

Жизнь прошла бессмысленно и стрёмно.

Жизнь прошла, оставив тонкий след,

не чернильный даже – карандашный:

ластиком махнут, и следа нет.

Годы шли, а не осталось - лет.

Жизнь прошла бессмысленно и страшно.

Я НЕ МОГУ! Как рассказчик, как нарратор (глупое слово), протагонист (умное слово), наконец, как человек, которому в этой книге не дали даже имени, я НЕ МОГУ допустить, чтобы исповедь заканчивалась такими словами. К черту игры и доигрывания! Черт с ними, с героями. типами, прототипами, образами и первообразами! Играть, заигрывать и заигрываться можно бесконечно долго, но точку ставит все же не игрок, а судьба. Поэтому я должен, просто обязан дописать это стихотворение. Да, я, герой этой книги, дописываю стихотворение автора, потому что главный смысл древнегреческого слова «герой» (????) – «защитник», и я считаю себя вправе защитить то, что мне дорого, в том числе и автора, который, возможно, этого не застуживает.

Даже «мрамор царственных могил»

Искрошится раньше этой книги,

Как Шекспир когда-то говорил,

Годы – прах. Окаменевший ил.

Живы лишь мгновения и миги.

1996-2013