Мои глаза снова налились слезами, но я постарался сдержаться и выдохнул:

– Je l’aime [30] .

Что-то дрогнуло в душе Вобана. Теперь я понимаю цель его встречи со мной в то утро: он хотел убедиться, что я не похож на Вербома. Колбасник из Антверпена всегда был жадной до почестей и денег тварью и видел в браке лишь пропуск на пути к вершине. А юноша, который в то утро говорил с маркизом, отказывался от всего ради последнего прощания.

Если уж все было потеряно, я хотел увидеть Жанну в последний раз во что бы то ни стало. И даже сам Вобан не мог быть мне преградой. Но тут маркиз вдруг смягчился и произнес более мирным тоном, в котором сквозила обреченность:

– Садитесь, дурья ваша голова.

Несколько секунд он играл с маленькой бронзовой фигуркой, крутя ее в пальцах. Это была звездочка с двадцатью четырьмя концами, которая изображала в сильно уменьшенном масштабе укрепления Неф-Бризаха, которые он создал. Маркиз смотрел в окно на двор замка и на поля, которые расстилались вдалеке. Не поворачиваясь ко мне, он заметил:

– Как бы то ни было, вы все-таки укусили Вербома.

– Да, сеньор.

– За задницу.

– За левую ягодицу.

– До меня дошли новости о его состоянии: ваши клыки ранили его настолько глубоко, что он до сих пор не может сидеть в седле.

– Я очень сожалею.

– Лжете.

– Я хотел сказать, мне жаль, что я доставил неприятности вам и запятнал доброе имя Базоша, monseigneur.

Он довольно долго молчал, а потом произнес:

– Скажите: вы считаете меня неразумным человеком?

– Что вы! – воскликнул я, подавшись вперед. – Конечно нет, сеньор!

– Я не раз замечал, – продолжил он так, словно не обратил внимания на мои слова, – что, когда вы приходите к ужину, спину вашего камзола украшают какие-то соломинки. И, по чистой случайности, такие же соломинки прицепились к платью Жанны.

После этих слов я ожидал жестокого приговора, но за ними последовал лишь глубокий вздох.

– Брак… да… Сия крепость, в которую осаждающие мечтают попасть, но из которой те, кто внутри, мечтают вырваться… – Он посмотрел мне в глаза. – Однако учтите, кандидат Сувирия, что из всех крепостей, созданных человеком, цитадель святости брака – самая нерушимая. Вы меня поняли?

– Я могу ее увидеть?

– Вместо этого вы немедленно отправитесь в классную комнату и получите двойной урок стратегии. Как показали последние события, тактика ваша сильно хромает: уж если вы нападаете на врага со спины, то вцепляйтесь ему в горло, а не в задницу.

О братьях Дюкруа можно сказать, что они были превосходными учителями. Но во всем мире не было второго Вобана. На следующий день после моего помилования, на рассвете, он взял меня под локоть и мы отправились гулять по окрестностям замка.

Маркиз опирался на трость, но шагал, как всегда, горделиво. Иногда он останавливался у одной из яблонь, срывал с нее плод свободной рукой, откусывал два или три кусочка сочной мякоти и выкидывал остальное. (Он мог себе это позволить: в конечном счете все деревья принадлежали ему.) Но еще чаще ему приходилось останавливаться, чтобы откашляться и сплюнуть мокроту, после чего он вытирал губы одним из тех огромных платков с золотым краем, которые всегда носил в карманах своих камзолов.

– К сегодняшнему дню вы уже научились строить укрепления городов, – сказал он. – И, как говорят братья Дюкруа, весьма преуспели. С этого момента вам предстоит обучаться искусству брать города.

– Но, monseigneur, – улыбнулся я, – меня как раз научили, что благодаря вашему методу строительства укреплений стены, построенные по хорошему проекту, разрушить практически невозможно.

Вобан остановился и посмотрел на меня со снисходительной улыбкой.

Мне выпала на долю незаслуженная удача познакомиться с большинством гениев моего времени: из светочей искусства – с Моцартом (бедный юноша, я дважды разорил его, играя с ним в бильярд), из людей безукоризненно честных – с Вашингтоном (который, однако, был совершеннейший сухарь) и, конечно, с Руссо. Ну естественно, Вольтера я гением не считаю!!! Этот мерзкий плебей просто затесался в их круг. Даже Франклин и Дантон достойны войти в галерею мировых знаменитостей. Однако, если подумать хорошенько, каждый из них отличился тем, что подарил человечеству одну идею, пусть великую, но только одну. Заслуга Вобана в том, что он сделал два открытия: сначала создал совершенную систему обороны городов, а потом, превзойдя самого себя, отрекшись от себя прежнего, если вам так больше нравится, придумал способ брать любые крепости.

Я нес под мышкой свою папку с чертежами, и Вобан в нетерпении постучал по ней пальцами.

– Давайте сюда какой-нибудь из ваших чертежей. Вытаскивайте его, скорее!

Приблизив лист к глазам, он рассматривал его несколько минут, а потом сказал:

– Экхе-е-е-е-е-м, м-да, четырнадцать… пятнадцать дней. И ни дня больше.

– Что вы хотите сказать?

Маркиз посмотрел мне в глаза:

– Ваша крепость выдержит пятнадцать дней осады. И ни днем больше.

– Но, ваше сиятельство, – возразил я ему с улыбкой, – это невозможно.