Шрифт:
Лицо Катрины исказилось от осознания горькой и жестокой правды, так бесцеремонно сотворенной ее матерью.
— В этом письме ты доходчиво и очевидно написала, чтобы я больше не тревожил тебя, потому что наше совместное будущее не входит в твои планы.
— И ты поверил? — прошептала она. — Какому-то идиотскому, лживому письму?!
Дэниэл опустил голову, эмоции душили.
— Ты не ответила ни на один звонок…
— Ты не разу не позвонил!!!
— Тысячу раз! — зачем-то он вынул телефон, готовый доказать каждое слово. — И рисунки…
— Что? — Катрина вдруг вспомнила, что не видела свой альбом со дня возвращения в Петербург.
— В письме лежал твой скетчбук с рисунками… Все они были либо порваны, либо перечеркнуты.
Катрина закрыла глаза, изо всех сил стараясь не разрыдаться в голос.
Нелепость… Какая жестокая, беспочвенная месть…
— Я был в Петербурге в январе, но тебя там уже не было…
Только спустя несколько минут, в течение которых все трое пытались осознать произошедшее, Элен спросила:
— Кэт, что ты думаешь?
Девушка долго собиралась с силами, прежде чем ответить на вопрос.
— Я не знаю… Столько всего произошло… Думая, что ты меня бросил, я… я сломалась, — словно извиняясь, начала она. Дэниэл не сдержался, отвернулся, пряча свою слабость. — Мама упекла меня в психиатрическую клинику и если бы не Элен…
Он рванулся вперед и присел перед ней на колени, осторожно вытирая бегущие по ее щекам слезы.
— К черту все, Катрина… Давай забудем, словно и не было, — она почувствовала, что тонет в его необыкновенного цвета глазах, плавится от такого любимого тембра голоса.
— Я не знаю… Я не уверена… Я… Я так привыкла жить, думая, что ты просто бросил меня…
Дэниэл почувствовал, что она отдаляется. Снова. Только теперь уходит настолько далеко, что он рискует навсегда ее потерять…
— Мадам Роббер, — вдруг изменившимся голосом, сказал он. — Я забираю Катрину сейчас же!
Шокированная настолько неожиданным поворотом событий, женщина удивленно вскинула бровь:
— Не думаю, что сейчас она…
— Я уже дважды отпускал ее, чтобы она могла собраться с мыслями, подумать, обсудить все с близкими людьми… И ни в тот, ни в другой раз она ко мне не вернулась… Больше я не намерен испытывать судьбу!
Он подошел к Элен и положил перед ней визитку со своими контактами.
— Пожалуйста, поверьте мне, — понизив голос и всем своим видом показывая искренность своего поступка, сказал он. — Я хочу сделать ее счастливой…
Элен бросила взгляд на дорогую визитку и прищурилась:
— Я приеду в Лондон через две недели. Если ты не справишься…
— Я справлюсь, — он смотрел ей прямо в глаза, не моргая.
— Тогда — вперед! — махнула рукой мадам Роббер и затушила сигарету, которой так ни разу и не затянулась.
— Элен, но… — пробормотала Катрина.
— Ее паспорт в верхнем ящике прикроватной тумбочки, — кивнула хозяйка квартиры в сторону мансардного этажа.
Дэниэла не нужно было просить дважды, он тут же исчез за дверью, а мадам Роббер подошла к Катрине и присела рядом:
— Выдохни… и дай ему шанс любить тебя так сильно, как ты этого заслуживаешь.
— А если… — голос девушки дрогнул.
— В вашей жизни уже случилось это «а если», — женщина попыталась улыбнуться. — Будь счастлива, моя милая Кэт.
Эпилог
— Ма-ма! Ма-а-а-ам-м-ма-а-а! — трогательный детский голосок отозвался теплом внутри Катрины.
Она заканчивала очередную работу для выставки в Лондонской Королевской академии искусств и сутками напролет пропадала в своей рабочей студии.
Мгновение спустя светловолосая девочка с голубыми как небо глазами открыла дверь и обезоруживающе улыбнулась:
— Ма-а-а-ам-м-м-а-а-а…
Катрина отложила кисть и не смогла сдержать улыбки: в руках малышка держала маленький букетик каких-то неизвестных цветов и травы, видимо, сорванных по дороге к ней.
— О, Эми, милая… — беря на руки дочку и вдыхая самый невероятный на свете запах детских волос, простонала она. — Как ты спала?
— Калашо, — забавно коверкая звуки, улыбнулась малышка. — А на завтлак папа пек блинтики…
— Да что ты? — Катрина удивленно распахнула глаза. — Блинчики? И не позвал меня?
— Разве я посмел бы оторвать тебя от работы? — в залитую солнцем студию зашел Дэниэл с чашкой горячего кофе и пышными капкейками, обильно залитыми карамельным сиропом.
Он поставил чашку с тарелкой на край стола, прямо посреди разложенных тюбиков, палитр и кистей, и склонился, целуя Катрину: