Мечтать он мог что угодно, пока я в душе тешила надежды о Винсенте.

– И вам доброго утра, Гхон. Решили осветить рассвет своим мужественным ликом?

Парень в миг зарделся от комплимента, показавшимся ему искренним. На моем лице, застыло что-то наподобие улыбки и никак не хотело менять свое выражение, по причине замерзания кожи.

– Знал, что ты пошла за водой и решил присоединиться.

Прищурившись, я сделал шаг вперед, мечтая, чтобы быстрее подошел мой черед. Мне дико не нравилось панибратство и фривольности в общении. Обычно в Аквии, переходили на сближение, только после обмена брачными чашами. Здесь же, плевали на все эти пересуды, вдолбленные в доме благородного воспитания, в котором я провела дюжину лет, впитывая как губка учения, труды и правила. Честно говоря, училась я средне, больше витала в облаках и усвоила материал поверхностно, кроме некоторых правил по манерам, которые вбивались с таким усилием, что впечатывались в память как отметины.

– Не хочешь прогуляться вечером?

От предложения я вздрогнула. Вечерами, когда температура опускалась до абсолютно не щадящих показателей, на улицу мог выйти камикадзе, либо

самоубивец.

– Нет, я буду занята, – проговорила я, не разжимая губ, дабы не впускать ледяной воздух.

– В питейной «Логово зверя», нам будет тепло, – весьма двусмысленно подмигнул Гхон, а я содрогнулась от отвращения, вмиг представив это свидание, с пропахшим элем парнем и вонючими мужиками, от которых будет разить потом и накидками из шкур. – Столик в углу, камин и сытный кусок мясца.

– Заманчиво, но воздержусь. На завтра у меня запланирована выделка шкуры, – ляпнула я первое что пришло в голову. Говорить о том, что я покидаю эти земли без зазрения совести, не стала, по причине какой-нибудь пакости от Гхона.

– Не знал, что ты такая рукодельная, Вив.

Этот парень терял балы к моему завоеванию, очень стремительно. Укороченным именем меня могли называть только самые близкие, но никак не он.

– Да, – кивнула я, – потом, у нас разделка туши каюна. Гликерия очень хочет унять мое любопытство, показать, где находится спинно-поясничная часть у животного и тонкий край.

– Я могу помочь.

– Не утруждайся, – махнула я заледенелой рукой и бросилась к проруби, плюя на безопасность. Черпнула воды, чуть не клюнув носом в воду, от которой поднимался еле заметный пар и быстро набрав два ведра, поплелась как гусыня к дому дядюшки.

– И все же, – не отставал Гхон, – если вдруг передумаешь, я буду в питейной сегодня после семи. С надеждой буду ждать.

– Надежде надо дать отдохнуть, прощай Гхон.

Проскрипев по снегу, я вышла на малолюдную улицу, припуская как можно быстрее и стараясь не расплескать драгоценную жидкость. Этот бестолковый каюн, даже не предложил мне помочь донести тяжелую поклажу, зато набивался на вечерочек вдвоем.

Идиот!

Этот разговор меня еще больше разозлил. Я влетела в ворота дома дядюшки Дедвика с выпученными от гнева и холода глазами.

– Эй, Герон, – гаркнула я старшему сыну Гликерии, который прохлаждался у загона с ваками и ковырял в носу, – быстро возьми у меня ведра! Что стоишь дуралей?

Я не стала изысканно выражаться, потому что это отношение к женскому полу в землях Ванн, меня порядком, коробило. Здесь считалась нормой тяжелая работа у женщин. Они воспринимались как равные мужчинам и делали точно такую же работу, как и обнаглевший мужской пол. Поэтому, вид скучающего Герона, стал последней каплей.

Парень вяло ухмыльнулся и нехотя, подошел ко мне.

– Так, значит, уезжаешь, – проговорил он, а я удивилась, что этот недоросток смог сложить три слова в предложение.

– Не говори, что будешь скучать.

– От тебя толку ноль.

Я взглянула на красное лицо подростка, вдруг ощутив желание его ударить по щеке, чтобы не повадно было умничать, но сжала кулак.

– Могу сказать о тебе, тоже самое. Хотя нет, – я прищурилась, накладывая в огромный таз корм для ирбисов, – ты умело ковыряешь в носу.

Герон покраснел, напрягая извилины, чем бы ответить на выпад, но я уже направилась в сторону подвала, где держали хищных представителей земель Ванн. Они походили на хищных кеди с морозно-северным окрасом. Глаза, словно синие сапфиры, всегда замирали как перед прыжком, стоило кому-то зайти в место, где их содержали.

Этим местом был подвал с кривыми, надломанными местами ступенями, где лестницу тускло освещали керосиновые лампы.

Когда я спускалась сюда первый раз, я думала, что дядюшка Дедвик, по наставлению моего деда, решил от меня избавиться.

На скользких ступенях можно было спокойно сломать шею, если неправильно поставить ногу, а в темноте, прочувствовать самые жуткие страхи.

Благо, животные содержались в клетке, но стоило начать подходить к ним ближе, начинали шипеть.

Дедвик долго смеялся над моим смятением и страхом, называя пугливой. В чем была ирония, я так и не поняла, решив, что дядька не в своем уме, в принципе, как и все представители семейства Стейдж.

Потом, я наловчилась и уже не так боялась спускаться в темное логово зверей.