Энергично киваю. Больше ничего не остаётся, только согласиться. Да я бы на сделку с всадником была бы согласна, только бы не это всё. Давлюсь истерикой и пристёгиваю ремень безопасности.

Рывком выныриваю из сна и сажусь. Ходуном в грудной клетке забилось сердце, на вылет качает кровь. Прокашливаюсь и выдыхаю, успокаиваясь. Вот это флэшбэки после вчерашней ругани… Пиздец. Смеюсь, нервно потирая глаза. Гребаная вселенная подкидывает на вентилятор.

Даю себе пару минут на то, чтобы продышать. Тот дикий страх, сейчас, я могу просто продышать. Морщусь, вспоминая подробности. Туманный вечер навсегда научил меня держать язык за зубами. В восемнадцать это не плохой навык, согласитесь.

Ловлю приступ злости и рывком откидываю одеяло.

На хер. Отмахиваюсь. Не хочу ничего вспоминать. Прошли, проработали и забыли. Спрыгиваю с кровати и в душ бегу. Куча дел, нет времени предаваться меланхолии.

В ванной смотрю на своё отражение, кручусь на месте. Кто-то бы отдал душу за такие сиськи и задницу с лицом, а я смотрю на это как на проклятие, потому что, по сути, ничего кроме боли это тело мне не дарит. И пофиг, что боль не физическая. Физическая мне даже нравится. Особенно, когда лениво поднывают мышцы. Это вот я люблю.

Нетерпеливо раскатываю по телу скраб, совсем не бережно по коже фигачу. Нервничаю сильно. Чувствуя острую тягу закурить. Визуализирую этот момент. Даже глаза прикрываю и втягиваюсь глубоко, потом медленно выдыхаю, а после вспоминаю, что не курила больше месяца, с того самого похода в клуб с подругой. Я всё-таки смогла её вытащить, да так вытащила, что она за один вечер сделала пятилетку. Ох… видел бы это её бывший мудак, я бы хотела посмотреть в этот момент на его морду.

Намыливаю волосы, не экономя дорогущее средство. Так всё бесит, что плевать, если его у меня тоже отберут. Интересно, спустится до этого или дальше продолжит манипулировать исключительно словами?

Манипулировать я и сама умею. Учитель перед глазами был знатный. Усмехаюсь. Не страшно, я как-то заматерела что-ли.

Мозг услужливо подкидывает чёткое воспоминание вчерашнего разговора. Тело реагирует напряжением.

– Ты не поедешь, Марин, мы договаривались. Это не серьёзно. Ведешь себя как маленькая девочка. Взрослые люди так не поступают.

Отставляю чашку с чаем, облокачиваюсь локтями, подмечая как мать зеркалит мою позу. Смотрим друг на друга в упор. Я так устала за сегодня с мелкими, что сил ворочать языком нет, ни то, чтобы говорить, но, говорить придётся.

– Мы не договаривались о том, что ты меня сватать собралась за какого-то пупсика, – едко выдыхаю. – Это протеже твоего нового любовника?

Зелёные глаза матери леденеют. Последнее время у нас дерьмовые отношения. Две змеи не могут жить в одном террариуме, рано или поздно одна хочет сожрать другую.

У меня не плохая мать. Я всегда была обута, одета и ела хорошую еду, ходила с дорогим телефоном и по репетиторам. Но вот… тепла не случилось. Не всем суждено стать хорошими матерями – я к этому философски отношусь теперь. Не сужу, нет, просто я выросла, а она продолжает давить на меня, словно я в пятом классе. Поэтому внутри бунтует и последний год я не считаю нужным молчать.

– Никто тебя не сватает. Я просила один единственный вечер. Просто ужин в ресторане и всё.

Глаза обиженные, голос с претензией, поза напряжённая. Это ни первые «смотрины» и не первый раз я пытаюсь свинтить. Раньше кричала, что не хочу ни с кем даже говорить, у меня Саша есть, я его люблю. Сейчас, вот, нет никого… прикрыться нечем. Да и глупо это. Я же не в рабстве, могу просто отказаться. Или не просто. Не важно.

Больше в случайные встречи не верю и не ведусь на уговоры где-то посидеть. Она ничего не делает просто так. Мне стукнуло девятнадцать, а ей стукнуло в голову окончательно.

Мать вбила в голову, что я должна быть пристроена и как можно скорее. Это и забота и не желание разгребать, если вдруг что… В своё время она разгребала одна со мной на руках. Я должна быть благодарна, что меня не пристроили в детский дом, пока она удачно мужа себе ищет. А может быть, в критический момент появился дядя Сава и всё поменялось? Как-то так случилось, что я плохо запомнила раннее детство, только с того момента, когда большой, грузный мужчина переступал порог нашего съемного жилья.

– Нельзя выбрать другую дату? Я же говорила, что у меня сборы.

Ответом служат пренебрежительно закатанные глаза.

Нежелание матери признавать то, что спорт плотно вошёл в мою жизнь, откровенно бесит. Она как-то резко забыла после моих восемнадцати, что именно она и привела в волейбольную секцию, когда нужно было выбрасывать огромное количество энергии. Я была непоседой… А после того случая и вовсе без спорта нельзя.

Моя психика очень быстро адаптировалась, и я сама не заметила, как в таком ритме зажила. Теперь я и мячик срослись, мы друг без друга не можем. Я столько дофамина получаю, что ничего рядом и не стояло. На фоне отказа от таблеток, так совсем не вытяну.