— Дело принимает интересный оборот, — тихо заметила Мосс Эрике. — Деньги, недвижимость, война семей — не жди ничего хорошего.

Они смотрели, как Питерсон помогает Эстель подняться на крыльцо. Она открыла дверь и исчезла в доме.

— Что верно, то верно, — согласилась Эрика. — Я, пожалуй, поговорю с Пенни. Да и с этим Гэри Уилмслоу.

Дом, в котором жила Пенни Манро, находился в Шерли, в районе на юго-востоке Лондона, буквально в нескольких милях от того места, где они высадили Эстель. В прошлом муниципальное жилье, теперь это было современное здание с декоративной «каменной» штукатуркой серовато-коричневого цвета и новыми пластиковыми окнами, которые украшали фигурные решетки. Палисадник ухоженный, аккуратно подстриженный газон покрывала, несмотря на засуху, сочно-зеленая трава. В накрытом сеткой небольшом пруду плавали распустившиеся кувшинки. Большая пластмассовая цапля стояла на одной ноге в окружении огромных розовощеких гномов.

Когда они позвонили в дверь, зазвучала электронная мелодия песни «Край надежды и славы» [23] . Мосс удивленно вскинула брови, глядя на Эрику с Питерсоном. Им долго никто не открывал. Звонок проиграл целый куплет и затих. Дверная ручка повернулась, дверь медленно приотворилась — всего на несколько дюймов. В узкий проем на них застенчиво смотрел крошечный темноволосый мальчик с карими глазами. В его маленьком личике Эрика увидела черты Грегори Манро — глаза, высокий горделивый лоб. Аж жутко стало. Из-за закрытой двери в коридоре орал телевизор.

— Привет, ты Питер? — спросила Эрика. Малыш кивнул. — Здравствуй, Питер. Мама дома?

— Да. Она наверху, плачет, — ответил мальчик.

— О, мне очень жаль. Пожалуйста, узнай у мамы, сможет она с нами поговорить?

Взгляд мальчика заскользил по Эрике, по Мосс и, наконец, остановился на Питерсоне. Он кивнул и, запрокинув голову, пронзительно крикнул:

— Мам, к тебе пришли!

Послышалось звяканье, затем — шум воды, спущенной в унитаз, и на лестнице появилась молодая женщина с красными опухшими глазами. Она была стройная и привлекательная, с белокурыми волосами до плеч и аккуратным острым носиком.

— Пенни Манро? — спросила Эрика. Женщина кивнула. — Здравствуйте. Старший инспектор Фостер. Это — инспекторы Питерсон и Мосс. Примите наши соболезнования…

Пенни яростно затрясла головой.

— Нет. Он не знает… Я не… — зашептала она, показывая на сына. Тот во весь рот улыбался Питерсону, который, скосив глаза, показывал ему язык.

— Можно побеседовать с вами наедине? — спросила Эрика.

— Я уже имела беседу с полицией.

— Миссис Манро, это очень важно.

Пенни высморкнулась и кивнула, закричав:

— Мама! Маааама! Боже, опять этот телевизор… — Она открыла дверь комнаты, выходившей в коридор, и телевизор завопил громче, так что тонкая рама зеркала, висевшего у дверного проема, задребезжала. Играла музыка к телепередаче «Сегодня утром». Спустя несколько мгновений в дверях гостиной появилась крупная пожилая женщина с облаком взбитых сальных седых волос на голове и комичными очками в толстой оправе. На ней был странный зеленый наряд — то ли мужской, то ли женский: зеленый джемпер и коротковатые брюки. Нижние края штанин топорщились над ее отекшими лодыжками, раздувавшимися над клетчатыми тапками. Женщина близоруко прищурила глаза под грязными стеклами очков.

— ЧТО ЕЩЕ ИМ НАДО? — заорала она раздраженно.

— НИЧЕГО. ПРОСТО ЗАБЕРИ ПИТЕРА, — крикнула в ответ Пенни.

Пожилая женщина подозрительно покосилась на полицейских и кивнула.

— ПИТИ, ИДЕМ. — Голос у нее был резкий и пронзительный. Питер взял бабушку за пухлую руку и, взглянув еще раз на гостей, исчез вместе с ней в гостиной. Дверь в комнату закрылась, приглушив ор телевизора.

— Мама глухая, живет в своем мире, — объяснила Пенни. На улице затарахтела машина, выпустив выхлопные газы. Пенни вздрогнула, ее затрясло. Вытянув шею, она в обе стороны оглядела улицу, по которой с ревом пронесся старенький красный «фиат». За рулем сидел парень в солнцезащитных очках и без футболки.

— Что вас обеспокоило, миссис Манро? — спросила Эрика.

— Ничего… Ничего, — ответила Пенни не очень убедительным тоном. — Проходите на кухню.

Они сидели в тесной душной кухне, заставленной и увешанной декоративными вещицами и вычурными полотенцами с рюшами. Окно выходило в сад за домом, где гномов было еще больше, чем в палисаде. Их розовые лица, как у маньяков, вызывали у Эрики дрожь. Наверно, они здесь такие большие потому, предположила она, чтобы мать Пенни не перепутала, кто есть кто.

— Последний раз я говорила с ним… с Грегори… три дня назад, — сообщила Пенни. Она стояла, прислонившись к мойке, с выражением неверия на лице. Закурив сигарету, взяла с подоконника наполненную окурками пепельницу.

— О чем вы говорили? — спросила Эрика.

— Да так. Он собирался во Францию на какую-то конференцию.

— Британской медицинской ассоциации? — подсказала Мосс.

— Он — один из самых авторитетных членов этой организации.

— Он никак не дал знать о том, что благополучно добрался до места. Вас это не удивило? — спросила Эрика.