Через секунду наряд один услышал, как открылась дверь микроавтобуса второго наряда. Было нелегко прислушиваться к событиям в наушниках и сохранять концентрацию на своей задаче. Ветер приносил снег с окрестных полей и бросал его в лицо, как сахар. В вентиляционных отверстиях завывал ветер, и откуда-то доносился скрип металла.

Спектор посмотрел на своих людей и дал им приказ наступать. С помощью болторезов один из бойцов срезал замок с огромной сдвижной двери. Все включили фонари на своих шлемах, и командир отодвинул дверь.

— Полиция! Всем лечь! — закричал Спектор. Фонари осветили внутренности сушильни.

Что-то вспыхнуло, и показалось лицо — парализованное и недвижимое.

— Это полиция! Руки вверх! — прокричал Спектор.

Но человек не двигался. Затем во вспышке света Спектор увидел руку с пистолетом, лицо двинулось на него, и он выстрелил.

В это время наряд номер один занял позицию у заднего входа в дом. Сержант Портман постучал в дверь, но ответа не было. Когда двое бойцов уже приготовились выбить ее тараном, над их головами зажегся свет.

— Подожди, малышка, иди сюда, — послышался мужской голос с той стороны двери, — нет. Не знаю, кого принесло в этот час, но еще не хватало, чтобы ты выбежала на мороз!

— Это полиция! Отойдите от двери! — закричал Портман.

— Что? Я же пытаюсь ее открыть! — ответил голос.

Бойцы с тараном отошли в стороны, и дверь взяли под прицел винтовок. Было слышно, как отодвигаются засовы, дверь открылась, и они увидели стройного мужчину средних лет со светлыми волосами до плеч в шелковом халате в красных розах. У него был нос с горбинкой и небольшое косоглазие. В руках он держал малюсенького белого мяукающего котенка, который изо всех сил пытался вырваться и сбежать. Мужчина отступил, но не было похоже, чтобы его сильно испугал вид шести вооруженных полицейских.

— Руки вверх! — кричал Портман.

Мужчина поднял руки вместе с котенком. Тот жмурился от яркого света фонаря и отчаянно мяукал.

— У меня нет оружия, уверяю вас! У матери тоже. Она наверху, спит, — сказал он.

— А где третий член вашей семьи, который здесь живет? — допрашивал его Портман.

— Мой отец? Он умер. Месяц назад, от воспаления легких… — до него, наконец, стало доходить, что перед ним — вооруженные люди. Котенок запаниковал и начал царапать ему руки. — Пожалуйста, можно опустить руки? Она меня в клочья разорвет.

В участке Эрика и ее команда со всевозрастающим смущением прислушивались к происходящему на ферме Оуквуд. Когда они услышали выстрел в сушильне, Кендал из пункта управления начала громко требовать отчета о происходящем и спрашивать, есть ли раненые. Несколько мгновений царил хаос и неизвестность, а затем заговорил сержант Спектор.

— Все в порядке. Никто не ранен. Повторяю. Раненых бойцов нет. Внутри постройки манекены. Вся сушильня набита магазинными манекенами, мать их.

— Проясните, почему произошел выстрел? Прием.

— Мы решили, что подозреваемый вооружен, но вместо него тут оказался манекен с пластиковым пистолетом, — отчитался Спектор.

— Повторите. Прием.

— Здание сушильни заполнено пластиковыми манекенами в одежде. Есть просто торсы, а некоторые — в полный рост, прислонены к стенам. И здесь целая костюмерная. Мы проверили все строение, угрозы нет. Здесь никого нет. Прием, — голос Спектора выдавал его смущение и расстройство.

Эрика, Мосс и Питерсон переглянулись. Джон закатил глаза и спрятал голову в ладони.

— На всякий случай мы проверим все строения вокруг сушильни и машину, — сказал Спектор.

Прошел час, а за ним и второй. Все внимательно следили за передвижениями двух нарядов по фермерским постройкам. Нигде не было и следа Эллы Уилкинсон.

— Посмотри, — сказал Крейн, подавая Эрике распечатку из бизнес-поисковика Yelp.

— Компания зарегистрирована на Дариуса Кифа. Он владеет красным «Ситроеном», но модель не та, что была заснята камерами, — сказал Крейн.

— Твою мать! — Эрика в сердцах стукнула рукой по столу.

В половине третьего ночи Эрика и ее люди вышли из участка. Они заранее вызвали такси, которые уже стояли у выхода, готовые развезти всех домой. Поезда начнут ходить только через три часа.

Настроения разговаривать не было, и все, тихо прощаясь, рассаживались по машинам.