Шрифт:
Меня поразило, что я абсолютно владею собой.
— Хорошо, — согласилась я. — А как же выстрел? Он был громкий…
— Полиция уже была бы здесь. А район этот неспокойный.
Я кивнула и забрала у него швабру. Я убила Шарлин, чтобы спасти жизнь Макса. Она выстрелила бы ему в грудь. Я больше не чувствовала себя жертвой. Я была хозяйкой положения и впервые ощущала себя ровней Максу. То, что случилось со мной, подвело черту под моей прежней жизнью. Назад ходу нет. Я должна идти только вперед, должна бороться за выживание.
— Я знаю одно место у реки. Укромное. Там нет камер, — сказала я.
Около четырех часов утра мы погрузили чемоданы в машину и поехали к заброшенной промзоне на территории парка Баттерси. Там размещалась старая типография, куда я наведывалась во время летних каникул вместе с отцом, когда он привозил туда товары. Он поставлял шипучие напитки по всему Лондону.
Мы припарковались с торца разрушающегося офисного здания и с трудом потащили два чемодана на небольшой причал у реки. В темноте перед нами чернела водная ширь.
Мы сбросили в реку чемоданы с телами Томаса и Шарлин, постарались закинуть их как можно дальше. Раздался всплеск, и чемоданы поглотила стремнина.
Макс обнял меня одной рукой, и мы долго стояли на причале, глядя на реку. Вода в ней была черная, как чернила.
Глава 39
Четверг, 2 ноября 2017 года
Ранним вечером Эрика выбралась с заднего сиденья джипа «Чероки», принадлежавшего ее зятю. Автомобиль имел высокий дорожный просвет, и когда она сходила с него, ребро, которое почти зажило, отозвалось болью. Здоровой рукой Эрика помогла спуститься на землю племяннице Каролине и племяннику Якубу. Уже стемнело, было холодно, однако на стоянке у кладбища толпилось много народу, и Эрика велела детям держаться рядом с ней.
Они были нарядно одеты, как и она сама. Мимо прошествовала группа пожилых женщин в элегантных черных пальто; все как одна в золотых украшениях, с красивыми прическами. У каждой в руке большой пластмассовый зеленый венок с яркими цветами. Они встали в хвост очереди, выстроившейся у кладбищенских ворот. Перед статуей Девы Марии в нише стены у входа пылали сотни свечей, а на территории кладбища Эрика увидела огромный ковер из свечей.
Второго ноября отмечали День всех святых — знаменательный праздник в Словакии, и в начале вечера люди толпами валили на кладбище. Из-за машины появилась сестра Эрики, Ленка. Она катила перед собой детскую коляску, в которой сидела двухлетняя Эвка в нарядном черном зимнем пальто и черной вязаной шапочке с помпоном.
— Какой же ты чумазый! — воскликнула Ленка, обращаясь к Якубу. У того подбородок был испачкан в шоколаде. Ленка достала носовой платок и поплевала на него.
— Ма-а-а-ама! — возмущенно крикнул мальчик, отбегая в сторону.
— А у меня лицо чистое, — добавила Каролина.
— Якуб, подойди ко мне! Нельзя идти на могилу бабушки с грязным лицом!
— Вот. — Эрика вытащила из кармана упаковку влажных салфеток. — На них нет слюны. — Она присела на корточки, и Каролина помогла ей вскрыть упаковку и извлечь из нее салфетку: правая кисть Эрики все еще была в гипсе. Она стала бережно вытирать ангельское личико племянника. Якуб скосил глаза и высунул язык, чем вызвал у Эрики смех.
Из машины вышел, разговаривая по телефону, ее зять Марек — здоровый импозантный мужчина с бритой головой, но добрыми карими глазами. По случаю праздника он надел черный костюм и вообще привел себя в порядок, так что выглядел прямо-таки щеголем, отметила Эрика. Только он закончил говорить, телефон снова зазвонил. Торжественную кладбищенскую атмосферу прорезала задорная мелодия песни «Gangnam Style».
— Ty si sedlak [127] , — шикнула на мужа Ленка.
127
Ty si sedlak — здесь: придурок (словац.).
— Это по делу! — объяснил Марек, закатив глаза, но, отвечая на звонок, отошел в сторону.
— Сегодня — один из главных церковных праздников в году, а он какие-то дела решает на кладбище!
— Ну да, в ноябре месяце на мороженое спрос большой, — буркнула себе под нос Эрика, глянув на сестру. Она вытерла Якубу лицо, и тот улыбнулся ей во весь рот, в котором отсутствовали два передних зуба.
— Не начинай, а, — одернула ее Ленка.
— Тетя Эрика, так хорошо, что ты здесь, — сказал Якуб. — А ты можешь остаться у нас навсегда?
Эрика гостила у сестры уже две недели, и ее принимали как родную. Разумеется, она и была им родная, просто забыла, как это бывает в семьях Словакии. Родственники тесно общаются, нередко ссорятся, но всегда честны друг с другом, и честность эта подкрепляется любовью и преданностью. Эрике вспомнились визиты родственников Марка. В такие периоды в их доме царили предельная корректность и чопорность, и это ужасно изматывало.
Якуб с Каролиной смотрели на нее, ожидая ответа.
— Навсегда остаться я не могу, но побуду здесь чуть дольше, пока полностью не исцелюсь. — Она улыбнулась.