Чтобы не упасть, Эрика ухватилась за низкую ограду у одного из домов. Ей вдруг пришло в голову, что она понятия не имеет, как быть «нормальным» человеком. Она не боялась трупов, умела допрашивать насильников, знала, как реагировать на плевки и отражать нападение с ножом, но вот жизнь в реальном мире в качестве обычного члена общества ее пугала. Она не представляла, как можно жить в одиночестве, без семьи и без друзей.

Эрика с новой силой осознала всю грандиозную значимость своего поступка. Она фактически сорвала пресс-конференцию, созванную в связи с расследованием громкого убийства. А вдруг она ошибается? Эрика поспешила домой. Головокружение усиливалось, шея под воротником куртки покрылась каплями холодного пота.

Поднявшись в свое новое жилище, Эрика рухнула на диван. Комната вращалась, на глаза с боков начинали наползать размытые пятна. Она проморгалась, обвела взглядом маленькую гостиную. Пятна скользили вместе со взглядом. Ощутив спазм в желудке, Эрика кинулась в ванную. Едва успела добежать до туалета, как ее тут же стошнило. Опустившись на колени перед унитазом, она тужилась и тужилась, давясь рвотой. Потом спустила воду, прополоскала рот, держась за края раковины, потому что пол под ногами кренился и качался. Из зеркала на нее смотрело жуткое отражение: запавшие глаза, бледно-зеленая кожа. Плавающие пятна множились, затуманивая зрение. Лицо в зеркале превратилось в размытую кляксу. Что с ней происходит? Держась за стену, потом за дверной косяк, она проковыляла в гостиную и от двери метнулась к дивану. Перед глазами теперь уже висела пелена. Эрика наклонила голову, периферийным зрением пытаясь отыскать свою кожаную куртку, которая свисала с подлокотника. В одном из карманов нашла свой мобильный телефон. Все так же клоня голову, рассмотрела, что аппарат выключен — она так и не включила его по окончании пресс-конференции.

В голове шумело, к горлу подступала тошнота. Эрику охватила паника. Она умирает. Она умрет в одиночестве. Эрика нащупала кнопку в верхней части телефона, нажала на нее, но крутящийся диск на дисплее показывал, что идет загрузка. Она упала на диван лицом вниз. Ею владел ужас. В затылке появилась острая боль. Эрика поняла, что у нее, возможно, начинается мигрень. В этот момент комната завертелась, как шальная, а потом она провалилась в черноту.

Эрика барахталась в темноте, ощупью пробираясь к источнику звучавшего вдалеке звона. Казалось, трезвон приближался, а потом в ушах раздался хлопок, и зазвенело где-то совсем рядом с ее головой. Щекой она прижималась к чему-то мягкому, источавшему слабый запах жареной пищи и сигарет. Колени упирались в жесткий деревянный пол. Она села на корточки, подняла голову, сообразив, что находится в своем новом жилище. Звонил телефон. Стемнело. В голое окно светили уличные фонари.

Телефон продолжал мигать и вибрировать на журнальном столике, а потом затих. Во рту пересохло, голова ужасно болела. Эрика с трудом поднялась на ноги и подошла к раковине. Выпив большой стакан воды, она поставила его на стол и сразу вспомнила все, что с ней произошло. Обнадеживало лишь то, что к ней вернулось нормальное зрение. Телефон опять зазвонил, и, подумав, что это Марш, она ответила, желая покончить с этим раз и навсегда.

— Эрика? — раздался в трубке знакомый голос. — Это ты?

Она еле сдержала слезы. Звонил отец Марка, Эдвард. Она и забыла, как похожи их голоса. У него тоже был теплый йоркширский выговор.

— Да, я, — наконец промолвила она.

— Я знаю, много времени прошло… в общем, я звоню, чтобы извиниться, — сказал Эдвард.

— За что?

— Много чего наговорил тебе. Теперь жалею.

— Ты имел на то полное право, Эдвард. Видеть себя не могу… — Непроизвольное сокращение диафрагмы, и вот она уже всхлипывает, икает, захлебывается словами, пытаясь объяснить человеку, которого она любила как родного отца, что она горько сожалеет о том, что ей не удалось защитить его сына.

— Эрика, девочка, ты не виновата… Я читал протокол слушания, — сказал он.

— Где ты его взял?

— Запросил. Есть «Закон о свободе информации»… Тебя протащили по всем кругам ада.

— Я это заслужила. Я должна была копать глубже, мне следовало трижды перепроверить… — начала она.

— «Должна была», «следовало»… Эрика, нельзя жить прошлым.

— Никогда себе не прощу. Если бы можно было повернуть время вспять, если бы… Я никогда бы… — лепетала она, подушечкой ладони вытирая жгучие слезы.

— Ну все, хватит об этом. Больше не хочу слышать ни слова. А то накажу! — пошутил Эдвард. Чувствовалось, что через силу.

Они оба на какое-то время умолкли.

— Как ты? — наконец спросила Эрика, а сама подумала: «Глупый вопрос».

— О! Стараюсь не сидеть без дела… В лоун-боулз [12] теперь играю. Кто бы мог подумать? Но… нужно занимать себя. Для старого хрыча боулер я, конечно, никакой… — Он опять умолк. — Эрика, девочка. Там теперь есть надгробие. Я поставил на могиле Марка плиту. Благородно так смотрится.

— Правда? — Эрика закрыла глаза, представляя под землей Марка. Ей до боли хотелось знать, как он выглядит. Скелет в элегантном костюме.

— Приезжай, сама увидишь. В любое время, родная. Как ты думаешь, когда сможешь приехать домой?

Домой. Он назвал это домом. Эрика теперь уже и не знала, где ее дом.

— Я вернулась на работу. Сейчас я в Лондоне, — сообщила она.

— А-а, понятно.

— Я обязательно приеду. Но не сейчас. Пока у меня дела.

— Это хорошо, родная. Что за работа? — спросил Эдвард. Эрика не могла ему сказать, что она ищет жестокого убийцу. Интересно, видел ли он в новостях пресс-конференцию?