— Привет…

— Привет, Эрика, — поздоровался Марш. Он заметно похудел.

— Входи. Выпьешь чего-нибудь? — предложила она, быстро добавив: — Чай, кофе?

Марш вошел, вытер ноги, но пальто не снял. Эрика провела его в гостиную.

— Нет, ничего не буду, спасибо, — отказался он, нервно барабаня пальцами по спинке дивана. Возникло неловкое молчание.

— Ну… ты как? — спросила она.

— Не знаю. Вроде ничего.

— А Марси?

— Пока не очень. Но постепенно выправляется.

— Софи с Мией?

— На удивление жизнерадостны. Счастливы, что снова дома. Все время льнут к нам, обнимаются. Мы думаем показать их психологу… как-нибудь, но они больше расстроены из-за Нины Харгривз… Она совершила тяжкие преступления, она убивала людей, и все же благодаря ей мои девочки живы.

— «Благодаря ей» твои девочки были похищены и вы потеряли двести тысяч… — Эрика нахмурилась. — Извини. Не то говорю.

— Ничего.

— Полиция Девона и Корнуолла достала тело Дина Гровера. Оно лежало там, где указала Нина — в колодце близ водопада на пустоши. Лицо было разбито камнем… А Мариэтта Хоффман в новом году предстанет перед судом.

Марш морщился, слушая эти подробности, а потом сменил тему разговора:

— А ты как сама? Я слышал, навещала Нилза Акермана?

— Да. Из эгоистических соображений. Чтобы поставить точку. Но я не уверена, что это помогло… Я могла бы простить его за то, что он предал меня, но из-за него теперь отправлены на пересмотр множество закрытых дел и приговоров. И самое смешное, что через четыре-пять лет его, скорей всего, выпустят — за хорошее поведение.

Марш кивнул, смущенно раскачиваясь на каблуках у дивана.

— Пол, может быть, все-таки выпьешь кофе?

Он покачал головой и сделал глубокий вдох:

— Марси просила узнать, будешь ли ты здесь на Рождество.

— Я? А что?

— Хочет пригласить тебя к нам на рождественский обед.

— К вам, на рождественский обед?

— Да. Я знаю, вы с ней не всегда сходитесь во взглядах…

— Мы с ней никогда не сходимся во взглядах, а после того, что произошло…

— Она так благодарна тебе за спасение девочек. Она очень эмоциональна по этому поводу… и насчет много другого… Но она говорит, что была бы рада видеть тебя у нас. И девочкам ты нравишься. Ты же понимаешь, что она пережила. Может, она хоть душу с тобой отведет. Ее родители тоже придут, но они всегда предпочитают, как говорится, заметать мусор под ковер. Если считаешь, что обед — это слишком торжественно, приходи на херес со сладкими пирожками… И она хотела бы извиниться перед тобой за то, что наговорила тогда перед всеми насчет тебя и меня…

— А ты сам хочешь видеть меня в своем доме на Рождество?

— Конечно. Эрика, мы ведь с тобой сто лет знаем друг друга.

— Ну да…

— Так придешь?

— Ладно, приду.

Они долго смотрели друг на друга.

— Бог мой, гляди! — воскликнул Марш, подходя к окну. — Снег пошел!

— А я уж думала, что в этом году нам снега не видать, — произнесла Эрика.

Она встала рядом с ним у окна. На улице падал снег. Огромные белые хлопья, кружась в воздухе, медленно опускались на сухую землю. Несколько минут они молча любовались снегопадом.

— Что ж, пойду, пожалуй. Девочек купать пора, — сказал Марш.

— Конечно.

Эрика проводила его к выходу. На прощание он легонько чмокнул ее в щеку и тихо проронил:

— Спасибо, за все. Ты много для меня значишь.

Эрика вернулась к окну. Марш шел по парковке сквозь снег, спеша к жене и дочкам.

Поздно вечером, накануне Рождества, Марисса Льюис вышла из электрички на станции Брокли и, слившись с подвыпившей толпой, направилась к наземному переходу. Падали первые снежинки, от людей веяло теплом и алкоголем, и всем не терпелось прийти домой и начать праздновать.

Марисса, безусловно, была красива: черные, как смоль, волосы, точеная фигура и фиалковые, благодаря цветным линзам, глаза. Матери советуют сыновьям остерегаться таких женщин — и она гордилась тем, что она именно такая женщина. Сейчас же она возвращалась домой из лондонского бурлеск-клуба, в котором работала танцовщицей. На ней было длинное винтажное пальто с изысканным меховым воротником, на лице — плотный тон, накладные ресницы и красная помада. На самом верху лестницы идущие впереди два парня обернулись и похотливо осмотрели ее с ног до головы. Проследив за их взглядами, она увидела, что пальто у нее распахнулось, оголив ногу в чулке и подвязке, в которых она выступала. Марисса остановилась и начала застегивать крупные медные пуговицы. Людской поток хлынул в обход нее.