Шрифт:
— Для смерти, как ты и хотела!
Глава 2
— Нам нужно поговорить!
Только Бьёрн мог позволить себе войти в мой кабинет без стука и заявить такое с порога.
— Поговорим потом. Я занят, — ставя отметку в одном из документов, я даже не поднял глаз от стола и своей ежедневной работы.
— Нет! Сейчас!
Я вскинул брови, откидываясь назад на кресле, когда он хлопком закрыл за собой дверь, прошагав до стола и упершись в него руками, чтобы смотреть на меня так, словно пытался сделать рентген мозга.
— Я вспомнил ее! Эту девчонку! Русскую!
На моем лице не дрогнула ни одна мышца.
Я просто продолжал спокойно и отрешенно смотреть в глаза единственного человека, кого без преувеличения мог назвать своим другом, но понимал, что в данный момент нарисовались две проблемы.
Первая: он знал меня так же хорошо, как я сам.
Вторая: если вспомнил ее, то теперь не отвяжется.
— И-и-и? — протянул я, надеясь сбить друга с верного пути, но совершенно напрасно.
Бьёрн только нахмурился и прищурил глаза, чтобы проговорить так, словно вбивал сваи:
— Так какого черта она делает у нас?
— По-твоему, русские неприкосновенны? — вскинул я язвительно брови, а Бьёрн почти зарычал:
— Ты знаешь, что я говорю не об этом, черт подери! Я помню, как ты смотрел на нее тогда!
— Это было больше чем полгода назад. Восемь месяцев.
Бьёрн усмехнулся, выгибая брови:
— Вот видишь! Ты даже срок помнишь наверняка!
Хотелось заорать!
Орать до хрипоты и крови в горле!
Хотелось забить кого-нибудь до смерти, чтобы только сделать один чертов вдох ноющей грудью!
Но я только сжал кулаки под столом, не изменившись в лице и окидывая друга сухим, ничего не говорящим взглядом:
— Как бы ни смотрел, это уже не имеет никакого значения.
— Серьезно? — язвительно поинтересовался Бьёрн, проигнорировав мой холодный острый взгляд, словно осколок битого стекла, которым можно убить.
Обычно такого взгляда хватало для всех, чтобы замолкали и уходили как можно скорее, смотря только под ноги.
Но чертов Бьёрн на то и был моим единственным другом, чтобы не бояться не только придавить к плинтусу своими дерьмовыми вопросами, но и сломать нос, например. Как уже было не раз.
— Значит, будешь ее ломать и выставлять в игру?
— Буду, — всё так же холодно отозвался я, понимая, что на самом деле закипаю и если он не уйдет прямо сейчас, то драки будет не миновать, а потому добавил не менее язвительно и надменно — У тебя совсем нет работы? Может, тогда сядешь за этот гребаный стол и попробуешь разобрать хотя бы фактуры на поставку за этот день, я уже не буду говорить обо всём остальном?
— Говнюк! — рыкнул в мою сторону Бьёрн на родном шведском, уходя из кабинета так же стремительно, как появился здесь, но оставляя после себя еще более гадкое чувство.
Твою мать.
Я тяжело потер переносицу, плотно закрывая глаза, чтобы снять напряжение последних дней, от которого уже пострадали три человека. Но, конечно же, это ни хрена не помогло.
Ровно неделя прошла с того момента, как я увидел ее здесь.
Увидел и охренел.
Когда увидел, как парни Бьёрна волокут новое мясо, то даже не обратил внимания. Были совершенно другие проблемы, которые, собственно, я и шел решать.
Но что-то заставило меня остановиться. Сам не пойму что. Странное ощущение.
Пока парни отчитывались, сколько привезли новых и кто готов выставляться на игру в новой партии, смотрел на девушку и ощущал, как руки холодеют.
Е-ли-за-ве-та.
Лиза.
Я ни разу не произносил ее имени вслух, но знал, какое оно на вкус.
Русская выглядела не самым лучшим образом, и я понимал почему.
Бьёрн говорил, что привезли новых, двух девушек. Они были в подвале больше восьми дней.
Не понимал только, какого черта она оказалась среди смертников!
Я не помнил, как прошел мимо вперед, заставляя себя не оборачиваться.
Не помнил, что говорил слишком наглым новым поставщикам продуктов. Видел только, как они побледнели при виде того, как я вошел прямо на кухню, где суетились два десятка наших работников, и опустили глаза в пол, больше не поднимая их и не стремясь доказать свежесть своей продукции на повышенных тонах.
Конечно, тяжело смотреть на равных глаза в глаза мужчине, чей рост почти два метра.
Но дело было не только в моем росте.
Я знал, что обо мне рассказывают, и никогда не пытался бороться со сплетнями. В конце концов, отчасти это было правдой.