Он захохотал, довольный своей шуткой и тут грянул выстрел. В маленьком нашем помещении он прозвучал, как гром и не знаю, как у остальных, но у меня заложило уши.

Шутник-забавник застонал, скрючился пополам и повалился на пол. Я сначала так и не понял, кто стрелял и только потом с изумлением обнаружил, что Кутузов держит в руке небольшой пистолет, из дула которого вился сизый дымок. Оружие, видимо, до поры до времени генерал надежно прятал в складках своего просторного мундира.

– Э, ты чего это, отец родной?! – удивленно спросил второй головорез. – Мы же так, пошутковали. Ты зла не держи, слышишь?

Говоря все это, он совсем забыл про меня и опустил нож, полагая, видимо, что ловкий генерал, сейчас достанет из широких штанин второй пистолет и начнет палить почем зря. Ну что же, это как раз то, что мне было нужно. Схватив душегуба за руку, я в то же время со всей силы толкнул его спиной на заднюю стену, благо она была совсем близко. Раненый Кутузовым преступник между тем орал во весь голос, так что я, полуоглохший после выстрела, вряд ли мог быстро восстановить свой многострадальный слух.

За свою жизнь и возможное получение травм я совсем не опасался, не до того сейчас было. Если мы сейчас не справимся с этим отчаянным злоумышленником, то потом уже вообще ничего не сможем сделать. В конце концов, он вооружен ножом, а я нет, да и у Кутузова вряд ли за пазухой имелся еще один пистолет.

Толчок получился, что надо. Я почувствовал, как наемник приложился о стену всем телом, плотным туловищем и большой головой, а его борода при этом щекотала мою шею. Нож выпал из ослабевшей руки боевика и зазвенел на каменном полу. Коротко вскрикнув, любитель бесед о политике и прыжков во времени, грузно осел на пол, а затем, раскинув руки, повалился ничком.

Я наклонился и пощупал пульс. Прерывистый и частый, но ничего, жить будет, такого рода твари быстро поправляются после ранений и ударов, голова у них чугунная. Его товарищ продолжал кататься по полу, крича: «Ой не могу, ой, больно, спасите, люди добрые!», зажав руками живот и пачкая пол кровью. Поднявшись, я посмотрел на Кутузова и спросил:

– Вы как, ваше превосходительство, в порядке?

Генерал шустро подбежал к орущему и зовущему маму преступнику и ткнул ногой в плечо, процедив:

– Заткнись, шавка, не то пристрелю тут же, пискнуть не успеешь.

Удивительно, но громко орущий и вроде бы готовый мгновенно умереть затейник послушно умолк и в камере воцарилась тишина. Только теперь, присмотревшись, я увидел, что Кутузов тонко улыбается и понял, что все это время он ломал комедию и притворялся безобидной смирной овечкой, испуганной перед грозными террористами.

Ох и не прост оказался старикан, совсем не прост! Впрочем, чего еще можно было ожидать от боевого генерала, выходца из суворовской военной школы?

В коридоре послышался топот сапог и через пару мгновений в дверях камеры показались, тяжко дыша, другие полицейские чины, вооруженные ружьями. Их было трое парней, они толпились в дверях и не знали, что делать дальше, потому что начальство давно уже лежало заколотое на полу.

– Ну, чего встали, вон того субчика в кандалы и отведите в отдельную камеру, – приказал Кутузов, сверкая единственным глазом и махнув в сторону моего противника, так и лежащего возле стены.

Когда солдаты бросились гурьбой на преступника, генерал снова пихнул ногой второго настороженно молчащего преступника, скорчившегося на полу и спросил:

– Ну, давай, говори, пес, кто тебе приказы давал исполнить гнусный умысел лишения живота любимого князя нашего, Суворова Александра Васильевича?

Убивец тут же заголосил, не поднимая головы и уткнувшись в пол:

– Ничего не ведаю, ваше превосходительство, разве ж Егор нам бы сказал чего? Он нас за людей не ставил, все сам решал, с кем-то встречался и беседовал, а кто мы такие, откуда ж нам знать-то, горемычным?

Кутузов посмотрел на меня, понял, что я сомневаюсь в словах прибедняющегося головореза и опять пихнул его ногой.

– Эх, Ванька-горемыка, хотел я с тобой по-хорошему, по-человечески, да не получается. Не хочешь ты мне честно ответить. Ладно, прощевай тогда.

Он позвал одного из полицейских, тащивших беспамятного головореза, и сказал:

– Ну-ка, солдатик, дай твое ружье. Штык есть, не хочу тратить пулю на эту гниду. Заколю прямо здесь, хватит уже с ним валандаться.

Я поглядел на Кутузова и решил, что он не шутит, такой заколет и даже не моргнет. Очень уж зол был на упрямых злоумышленников. Солдат отдал ружье и Кутузов, перевернув его штыком вниз, нацелил на бородача. Тот мгновенно поднял голову, попытался отодвинуться и заголосил: