Кстати, одной из таких разведывательных групп командовал я, ваш покорный слуга. Мне выпала честь быть глазами и ушами «Северного лиса», от моей поспешности и наблюдательности зависели жизни тысяч людей и исход грядущего сражения…

Тем временем, все три упомянутых космических флота расположились друг напротив друга на безопасном, защищающем от внезапного нападения, расстоянии. Они зависли в пустоте, словно гигантские хищники, изучающие друг друга перед схваткой. Мириады огней на бортах кораблей мерцали, словно разноцветные звезды, отражаясь в черном стекле иллюминаторов. В эфире царила напряженная тишина, лишь изредка нарушаемая шипением статики да отрывистыми переговорами экипажей…

Как только это произошло, практически сразу система стала заполняться кораблями других игроков. На арене появились князья-адмиралы, которые, осознав, что именно здесь и сейчас на орбите Санкт-Петербурга решается судьба Российской Империи, со своими частными эскадрами поспешили на дележку пирога. Они слетались на космическое поле боя, словно стервятники на запах крови, каждый надеясь урвать свой кусок власти и славы.

Первыми «на всех парах» мчавшихся к планете, были корабли Никиты Львовича Трубецкого — имперского князя, вице-адмирала и по совместительству главы одной из самых крупных корпораций по добыче и переработке редких минералов. Этот человек по версиям сразу нескольких журналов входил в первую десятку богатейших, соответственно и влиятельнейших людей нашего сектора контроля пространства.

Никита Львович был известен своим непомерным честолюбием и амбициями. Он давно мечтал оказаться поблизости от императорский трон, считая, что имеет на это все права по своему происхождению и богатству. Самому царствовать Трубейкой, зная, какой это труд и ответственность не желал. А вот подобно первому министру быть правой рукой и серым кардиналом монарху князь явно бы не отказался. И сейчас он не мог упустить шанс добиться своей цели, пусть даже ценой большой крови и предательства интересов государства.

Сейчас Никита Львович вел к планете свою практически фамильную и разросшуюся до небывалых размеров 6-ую «линейную» дивизию. Правда, от прежнего состава кораблей и членов экипажей этого подразделения, не так давно входившего в Северный космический флот, практически ничего не осталось, ибо большая их часть покинула дивизию и перешла на сторону Дессе. Князь бесился от ярости, но ничего не мог поделать — харизма и авторитет «Северного лиса» были слишком велики.

Тем не менее, с учетом новейших дредноутов и ранее присвоенных Трубецким крейсеров из гарнизонов нескольких звездных систем, у Никиты Львовича под рукой сейчас находилось шестьдесят с лишним вымпелов. Это была сильная эскадра, и с ней, при определенном стечении обстоятельств, князь рассчитывал захватить Санкт-Петербург-3 и первым освободить маленького императора. В его голове уже рисовались картины триумфа, ликующие толпы и благодарный взгляд монарха. Трубецкой предвкушал, как займет место подле трона, как самый верный и преданный слуга династии. Пока — слуга…

Помочь ему в этом вызвался дядя нашего юного императора — великий князь Михаил Александрович Романов — еще один представитель имперской аристократии, некогда бывший шеф Гвардейской Эскадры и пусть чуть менее, чем Трубецкой, но тоже магнат и амбициозный человек. Романов был известен своим честолюбием и властолюбием. Его имя гремело по всей Империи, а влияние простиралось далеко за пределы вверенных ему провинций.

Причем в амбициях, а именно в игре за трон Империи, Михаил Александрович мог дать фору любому. Если Никита Трубецкой больше любил считать деньги, то великий князь спал и видел себя новым государем-императором всероссийским. Видимо, насмотрелся на своего старшего брата и тоже захотел… Годы, проведенные в тени императорского трона, лишь раззадорили его непомерный аппетит. Теперь же Михаил Александрович явно дозрел и был готов на все, чтобы заполучить корону и скипетр.

Князь Романов, так же как и Никита Львович Трубецкой, еще будучи в союзной коалиции с Птолемеем, сумел переманить к себе на службу две «резервные» имперские дивизии практически в полном составе, проведя чистку и поставив на руководящие должности верных себе офицеров из столичного гарнизона. Это был ловкий ход, обеспечивший ему надежный тыл и преданные «штыки» и «шпаги» в будущей борьбе.

Всего под голографическими знаменами семьи Романовых сейчас находилось пятьдесят боевых кораблей. Это было внушительное зрелище — полсотни стальных исполинов, выстроившихся идеальным боевым порядком, готовых по первому приказу ринуться в бой. На бортах кораблей горделиво переливались золотые двуглавые орлы — герб династии Романовых.

После выхода из подпространства они шли параллельными походными колоннами с эскадрой Трубецкого, как союзники и друзья. Но эта дружба была насквозь фальшивой, лишь временным перемирием двух хищников, делящих одну добычу. Каждый из князей лелеял свои амбиции и строил козни против другого, ожидая удобного момента для решающего удара.

Дружбы, конечно, между двумя нашими князьями не было и в помине, тем не менее, Михаил Александрович признавал верховенство над собой Трубецкого как более старшего и опытного прежде всего в военном деле человека… Романов скрипел зубами, но пока вынужден был подчиняться. Он понимал, что в одиночку с Дессе и Птолемеем ему не совладать…

По космическим меркам совсем рядом с ними, практически на расстоянии выстрела из дальнобойного стационарного орудия, двигалась еще одна группа кораблей. Она была несколько меньшей по количеству вымпелов, но по качеству и составу могла потягаться с двумя вышеупомянутыми. Мощные, новые, только что сошедшие со стапелей линкоры шли плотным строем, ощетинившись орудиями. От них веяло грозной силой.

Тридцать модернизированных линкоров вел к Санкт-Петербургу еще один представитель имперской аристократии граф Петр Салтыков. Немногословный и не обладающий чрезмерными амбициями, как тот же Трубецкой или Романов, Петр Иванович тем не менее, имея возможности, тоже ввязался в борьбу за власть. Он не мог остаться в стороне, когда решалась судьба Империи. Слишком многое стояло на кону.