— Ясное дело. В долгу не останусь.

— Ну, бывай, пора мне.

Одд проводил взглядом напыщенную фигуру служащего и вернулся в таверну. Делать нечего, придётся подключить людей и около лекарского Центра, вдруг удастся поймать слух о выдающихся способностях одного из учеников.

***

Кир проснулся рано: солнечные лучи только собирались коснуться горизонта. Трактир утопал в храпе и сонной возне, и лишь молодая помощница трактирщика вяло подметала гостевую веранду.

Стараясь осторожно ступать меж сумок и разбросанных по комнате вещей, Кир выбрался на этаж, а затем и на задний двор, где совсем не ожидал увидеть Ли Су.

Одинокая фигура мужчины замерла на ступенях перед бельевыми верёвками, на которых сушились вещи постояльцев. Немного в отдалении дымилась печь, а на земле резвилось вороньё.

— Не спится? — тихо спросил Кир издалека, чтобы не напугать задумавшегося Ли Су.

Мужчина лишь слегка повёл головой.

— Как и тебе, по-видимому.

Будучи имитатором, Кир уловил изменение в голосе Ли Су, — тот грустил.

— У тебя, как и у Марии, плохие ассоциации с городом?

На этот раз Ли Су обернулся.

— Она тебе рассказала о себе?

— Немного.

— Немного? — рассмеялся Ли Су. — Довольно много, учитывая её характер. Она не из трепачей. Чем ты её поразил?

— Понятия не имею. Признаться, я едва ли в чём-то преуспел.

— Ну-ну, не нужно самоуничижения. Для пивовара ты довольно многого достиг.

— Всё дело в имитации, — отмахнулся Кир.

— Я тебе так скажу, не знаю, что там этот Джулий пишет в своей книжонке, но по слухам он был ещё тем пройдохой. У него в руках было много власти, но почему-то он не стал её использовать, чтобы помочь мальчишке. Он просто уехал из дворца к себе в поместье. Сколько бы он там не рассуждал, прежний имитатор не сильно отличался от Согдевана. Уверен, дворцовая жизнь была ему только в радость. Не в обиду Рену, конечно. Рен-то парень славный. Хоть в этом Джулий преуспел.

— Ты довольно резок по отношению к старику.

— А за что мне его любить? Он лишь лизал одно место императору-отцу, думал о себе любимом, сокрушался по поводу своей… как это называется… «вторичности». При этом купался в императорском золоте. Да, прислуги у него не было, но и помощи простому люду от него было ноль. Так что, Кир, не нужно соплей. Оценивай трезво собственные поступки. Ты спас нас от бандитов, заболтал мошенников, помог с патрульными и… увёл меня от работорговцев.

Ли Су снова печально опустил голову. Кир подошёл ближе и сел на деревянные ступени рядом с ним. Он молчал, чувствуя, что вот-вот узнает о союзнике больше, сможет лучше понять его. Трепетное ощущение открытия наполняло Кира до краёв и, кажется, Ли Су был готов делиться.

— Это давняя история. Я был тогда ещё подростком. Довольно миловидным подростком. Вот что скажу, негоже иметь такое лицо и тело мужчине. Не знаю, за что меня так наградила природа. Мы с матерью, как и многие жители дальневосточных земель, работали на полях и рыбачили, чтобы прокормиться. Отец мой умер, пытаясь сколотить состояние. Перетрудился, в общем. У него перед глазами постоянно маячил образ лиенмоуских марок. Он спал и видел, как разбогатеет. Слушал местных спекулянтов, не зная по необразованности своей, что они вешали на уши простых рабочих лапшу и наживались, пожиная плоды их труда. Мы остались без мужской защиты, одни в гиблом месте.

И вот меня приметили далуанские работорговцы. Правда тогда они представились организаторами увеселительных туров для аристократии. Сначала они предлагали матери деньги, уверяя, что моё лицо позволит семье разбогатеть. Однако мама не была так же глупа и наивна, как отец, и на уговоры не повелась. Получив отказ, работорговцы разозлились, и после очередного выхода в море за рыбой похитили меня. Я и пикнуть не успел. Опущу детали, ладно? Вспоминать обо всех мерзостях я не хочу. Скажу одно, тогда я проклял природу за то, что создала меня таким. До сих пор вспоминаю эти мерзкие хищные взгляды похотливых богатых старух.

Я пробыл в рабстве три года. И вот, в очередном далуанском пограничном городе, я приметил повозку с лиенмоускими военными. Только позже узнал, что они оказались там из-за обострения отношений с Далу. В цепях и под надзором сложно сбежать, поэтому я дождался, когда одна из знатных дам мной заинтересуется и заберёт в свою комнату Дома удовольствия. Там мне пришлось впервые покалечить человека. Я сильно ударил её по голове вазой с цветами, выскочил в окно и забрался в повозку, надеясь, что лиенмоуские солдаты не позволят работорговцам трогать их вещи. Так и случилось. К ночи в городе поднялась паника: видимо, очнулась та дама. Моё имя выкрикивали на каждом углу. Угрожали. Но повозок военных так и не тронули.