Я попросился в кабинет к директору стадиона, пятачок два на три метра, уставленный кубками местных соревнований, с его телефона набрал дежурного в Звёздном.

Голос офицера натурально дрожал, и это не было следствием помех.

— Товарищ Главный умер!

— Главный… Наш самый Главный?

— Так точно, товарищ майор. Сергей Павлович. Во время операции.

Он что-то ещё говорил, но рука не держала трубку. Директор подхватил её, чтоб не разбилась, подвинул мне под задницу стул, принёс стакан воды, не понимая, что происходит с VIP-гостем, а мне было совершенно не до него и вообще до всего, что окружало в данный момент.

Когда пил воду, зубы стучали о стакан.

Извинившись, бросился к машине. Ехал в солнечный день как в дождливый, только это были не капли дождя, а мои слёзы. Через какое-то время перестал их вытирать.

Порой хотелось утопить газ в пол, спешить, вдруг что-то ещё могу исправить…

Уже ничего.

Самое страшное, я виноват в его преждевременном уходе. Не заставил бы обследоваться, Сергей Павлович продержался бы ещё полтора-два года на морально-волевых, терпел боль, ему не впервой. Столько бы ещё мог! Главное, имел реальный шанс увидеть на экране посадку пилотируемого корабля на Луну. Созданного его подчинёнными и прилетевшего к Луне на его ракете. Да, блин, его космического корабля!!!

Что же я наделал…

Только когда остановился перед светофором в черте Москвы, задал себе вопрос: куда конкретно еду. И направился домой. Сегодня из меня работник как из навоза пуля. Скоро придёт Алла, она медработник и быстрее узнает подробности, сможет прокомментировать. А ещё дома комфортнее всего себя грызть.

Жена пришла позже, ведя за руки обоих детей, глаза опухли. Спросила с порога:

— О Королёве знаешь? Вижу — знаешь…

Ужинали молча. Она налила мне сто грамм коньяка.

— Не хочу.

— Прописываю как лекарство. Говорят, Мишина госпитализировали с сердцем, как узнал про Главного. Не хватает и тебе инфаркта.

Драгоценный армянский какой-то нереальной выдержки, он показался мне безвкусным. Прокатился тёплым шариком по пищеводу и растворился где-то там. В черноте души и желудка.

Ритуальные мероприятия, омрачившие Девятое мая, пронеслись, не оставив глубоких следов в сознании и памяти. Что-то похожее я замечал на лицах коллег. Неожиданная и весьма ранняя смерть Главного шокировала, выбила из колеи. Каждый, причастный к принятию решений в космонавтике, прекрасно понимал, что значил Королёв. Прилетевшие из Украины Глушко, Янгель и Челомей, реальные его конкуренты, много потерявшие в своё время из-за перетягивания ресурсного одеяла в пользу ОКБ-1, тоже стояли у гроба с вытянутыми лицами. Все понимали: если бы не он и его подвижнический труд, начиная с ГИРД и копирования Фау-2, освоение космоса и ракетостроение вообще задержалось бы на долгие годы.

Я не был с Королёвым по-настоящему человечески близок, мы не дружили семьями, он заходил к нам в квартиру в Звёздном всего раз, я к нему никогда. Поднимали чарку за столом не единожды, но это были официальные многолюдные посиделки.

И всё же существовала некая незримая, но очень прочная связь. Не думаю, что Сергей Павлович был с кем-то ещё столь откровенен либо с каждым умел поддерживать иллюзию, что на короткой ноге только с тобой.

Прекрасно сознаю, что он делал ошибки, сам же их исправлял, поддерживая бешеный темп работ. Он был глыбой, как говорили в девяностые — «крышей». Мог стереть в порошок любого, но и любой, попав в затруднительную ситуацию, запросто заходил к нему, выкладывал проблему и не без оснований надеялся — Главный её решит. Именно так — Главный с большой буквы.

Больше не услышу «расстрелять без некролога», «американе догоняют», «всех уволю без выходного пособия». Сейчас обрадовался бы даже его ругани.

Себя продолжал корить вопреки рассказам Аллы, уверявшей, что Королёва убили анестезиологи, не рассчитавшие воздействия на его организм с учётом всех многочисленных диагнозов. И вообще, сначала нужно было чуть укрепить сердце, потом удалять опухоли из кишечника. Оно не выдержало и остановилось после операции, непосредственная причина смерти: сердечная недостаточность.

Вечером после похорон супруга высказала вообще еретическую мысль:

— Если операция под личным патронажем самого министра здравоохранения, ничуть не сложная, закончилась смертью пациента, то каково людям в обычных больницах?

— Лучше не болеть. Спасибо, что мы пока сталкиваемся только с простудами, и у детей тьфу-тьфу, кроме…

Я осёкся, глянув на пятна зелёнки, густо усыпавшие лицо и руки Ксюши. Она температурила, что нормально при ветряной оспе. Главное, чтоб не заразился Андрей.

Следующим еретиком выступил Борис Черток. Конструктор с грустными еврейскими глазами, он отвечал у Королёва за системы управления, самое слабое звено ракетно-космической техники, когда они отказывали, проклятия обычно звучали так: «Опять этот чёртов Черток!»

Он, третий в иерархии после Королёва и Мишина, оказался и.о. руководителя объединения, в Подлипках временно занял кабинет первого зама, сесть на место Королёва вряд ли бы у кого хватило наглости. К нему я отправился в первый день после похорон и зашёл после производственного совещания. Люди выходили в приёмную придавленные и пришибленные, никакой гений риторики не вдохнул бы в них энтузиазма. Переживали все.