Было холодно. Я вспоминаю талый снег на тротуаре и на набережной и черно-серый цвет зимы. А Жаклин постоянно носила свою не по сезону легкую кожаную куртку.

В первый раз, когда Ван Бевер поехал в Форж-лез-О один, а Жаклин осталась в Париже, был такой вот зимний день. Мы перешли Сену, провожая Ван Бевера до метро "Мариинский мост"; его поезд уходил с вокзала Сен-Лазар. Он сказал, что, может быть, заглянет и в дьепское казино: ему хотелось выиграть больше денег, чем обычно. Его саржевое пальто исчезло в метро, и мы с Жаклин остались одни.

Я всегда видел ее только с Ван Бевером и случая поговорить с ней по-настоящему ни разу не представлялось. К тому же она часто за весь вечер рта не раскрывала. Лишь иногда сухо просила Ван Бевера сходить за сигаретами, словно хотела от него отделаться. И от меня тоже. Но постепенно я привык к ее молчанию и резкости.

В тот день, когда Ван Бевер спускался в метро, я подумал, что она жалеет, что не поехала с ним, как обычно. Мы не перешли обратно на левый берег, а двинулись по набережной Ратуши. Она молчала. Я уже был готов к тому, что с минуты на минуту она со мной распрощается. Но ошибся: она продолжала идти рядом.

Над Сеной и набережной витал туман. Жаклин, наверное, совсем продрогла в своей слишком легкой кожаной куртке. Мы шли вдоль Архиепископского сквера на краю острова Сите, и вдруг она зашлась в приступе кашля. Потом снова обрела дыхание. Я сказал, что ей надо бы выпить чего-нибудь горячего, и мы вошли в кафе на улице Данте.

Там царил обычный вечерний гам. Перед электрическим биллиардом торчали двое, но Жаклин играть не хотелось. Я заказал ей грог. Она выпила его с гримаской, словно это был яд. Я сказал: "Зря вы ходите в этой куртке". С момента нашего знакомства мне все не удавалось перейти с ней на ты: она установила между нами некоторую дистанцию.

Мы сидели за столиком в глубине кафе, совсем рядом с электрическим биллиардом. Она наклонилась ко мне и сказала, что не поехала с Ван Бевером потому, что не очень в форме. Говорила она довольно тихо, и я придвинулся к ней поближе. Наши лица почти касались друг друга. Она сделала мне признание: как только зима кончится, она надеется уехать из Парижа. Куда же?

– На Майорку...

Я вспомнил письмо, которое она отправила в день нашего знакомства: на конверте было написано "Майорка".

– Как было бы хорошо, если б мы могли уехать уже завтра...

Вдруг она сильно побледнела. Один из наших соседей положил локоть на край нашего столика, словно нас не видел, невозмутимо продолжая беседу. Жаклин отодвинулась на самый край банкетки. Треск электрического биллиарда действовал на меня угнетающе.

Я тоже мечтал уехать, когда снег на тротуарах стал таять, а я был в старых ботинках.

– А чего дожидаться пока зима кончится?
– спросил я. Она улыбнулась.

– Сначала надо деньжат поднакопить.

И зажгла сигарету. Закашлялась. Курила она слишком много. Вечно те же сигареты с пресноватым запахом светлого французского табака.

– Не продажей же ваших книг мы их поднакопим.

Я был счастлив, что она сказала "мы". Словно отныне мы с ней были связаны навеки.

– Жерар, конечно, привезет много денег из Форж-лез-О и Дьепа, произнес я. Она пожала плечами:

– Вот уже полгода, как мы играем по его комбинации, но пока это мало что принесло.

Она мало верила в эту ставку "на пятерку без цвета".

– Вы давно знакомы с Жераром?

– Давно... Мы познакомились под Парижем, в Атис-Монсе...

Она молча смотрела мне прямо в глаза. Словно давая понять, что говорить на эту тему нечего.

– Так вы из Атис-Монса?

– Ага.

Я хорошо знал название этого городка близ Аблона: там жил один из моих приятелей. Он брал машину своих родителей и возил меня вечером в Орли. Мы ходили в кино и в бар аэропорта. Сидели допоздна, слушали, как объявляют самолеты: прилетающие и улетающие в далекие края. Прохаживались по огромному залу. В Париж мы возвращались не по автостраде, а через Вильнёв-ле-Руа, Атис-Монс и прочие местечки южного пригорода... Я мог бы тогда повстречаться с Жаклин.

– Вы много путешествовали?

Один из вопросов, чтобы оживить банальный разговор. Я задал его притворно безразличным тоном.

– Почти нет, - ответила она.
– Путешествием это и не назовешь. Но теперь, если б немного денег появилось...

Говорила она еще тише, словно хотела поделиться со мной тайной. Ее было почти неслышно из-за гама вокруг. Я наклонился к ней. Наши лица снова почти касались друг Друга.

– Мы с Жераром познакомились с одним американцем. Он пишет романы... На Майорке живет... Он найдет нам там дом... Мы с ним познакомились в английской книжной лавке на набережной.