Через час люди, посланные за Эконно, его доставили. Он пребывал в сознании, но, состояние его было таково, что он в любой момент мог этого сознания лишиться. В общем, он весь горел, рана выглядела отвратительно, выдавил он из себя только приветствие, а на большее сил у него не хватило. Поэтому, я скомандовал, что бы его отнесли в подвал, и уложили на импровизированную лежанку, которую орчанки уже для него приготовили.

Затем я озадачил зеленокожих обработкой раны несчастного страдальца. На это тоже ушло около часа, пока воду нагрели, пока то, пока сё… Как я и предполагал, во время медицинских процедур он таки лишился чувств. Но это не принципиально, так как его излечение не зависело от того, в сознании он пребывал или нет.

Наконец, мы перешли непосредственно к процедуре вызова духов. Как вы понимаете, первый блин — он всегда комом. Ну и наше камлание не стало исключением из этого правила. Ошибок и накладок было много. Чего стоила только ловля жертвенного чёрного петуха, минут десять носившегося по просторному подвалу и в руки не дававшемуся. Наверное, были у него какие-то нехорошие предчувствия…

Но, так, или иначе, мы вызвали Лоа Исери. Он, как я и ожидал, вселился не в меня, а в Ануэн, которая сначала повалилась на пол и забилась в конвульсиях, чем изрядно напугала орчанок. Но потом, когда Лоа освоился в её теле, успокоилась и подошла к Эконно. Меня несколько шокировало то, что её глаза стали чёрными, совсем без белков, но в остальном всё выглядело как всегда.

Когда она подошла к Эконно, с её губ начали срываться какие-то совершенно не понятные слова, которые она произносила чужим голосом. Кисти её рук окутались лёгким золотистым сиянием, после чего, она долго держала их над раной Эконно. А потом несколько раз провела руками над всем его телом. После этого я в темпе принял клятву верности от обеих орчанок, и, в свою очередь, поклялся оберегать их и блюсти их интересы. Да, преданность и верность не бывают односторонними. Доверие должно быть взаимным. Лоа засвидетельствовал факт принесения клятв.

Когда же дух, вселившийся в Ануэн, покинул её тело, она с протяжным стоном медленно осела на пол. Пришлось брать её на руки и тащить в комнату. После того, как я её уложил, мы с орчанками перетащили увесистую тушку бессознательного Эконно в помещение, которое мы отвели для него.

Ну, что ж, день прожит не зря. А завтра узнаем, насколько эффективным было лечебное воздействие. И, наверное, завтра мне нужно будет довести до всех, какие планы есть у меня относительно каждого, и зачем это нужно и мне, и им.

— Ну, все, дружно, — старый Ллейшан окинул ободряющим взглядом наши перекошенные и изрядно закопчённые физиономии, — Налегли! Триста, тридцать, три!

На счёт «три» мы все подались вперёд, изо всех сил толкая вперёд тонкое ошкуренное бревно, увенчанное огромной двузубой вилкой из плохого железа. Вилка эта сейчас упиралась в грудь гигантского варана, который, невзирая на свой, более, чем солидный, вес, каким-то образом преодолел подъём вверх по отвесной двадцатиметровой городской стене. И сейчас он был решительно настроен на то, чтобы выбраться к нам на боевую площадку через проём между двумя остроконечными мерлонами[1]. Похоже, он твёрдо решил перекусить нашими худосочными и потными тушками. Мы возражали, как могли.

— Р-р-ра! — взревели наши охрипшие и пересохшие глотки, пятки упёрлись в швы кирпичной выстилки. Пятиметровая ящерка явно не ожидала такой радушной встречи, и, посопротивлявшись с полминуты, сдалась. То есть отцепилась от каменной кладки низкого парапета и с протестующим шипением отправилась в свой последний полёт. Спустя секунду, до нас донесся непередаваемый звук, сопровождавший падение массивной рептилии в ров, дно которого было заботливо уставлено тщательно заострёнными кольями.

— Не расслабляемся, ещё не вечер, — прохрипев эти слова, десятник Ллейшан извлёк из поясной сумки пузатый рыжий бурдючок и жадно присосался к его горловине. Его клочковатая, с заметной проседью, бородёнка задралась вверх, открывая грязную жилистую шею и заходивший вверх-вниз, в такт с его жадными глотками, острый кадык. В воздухе разлился запах дешёвого сухого вина.

Мы, как стояли, так и опустились на остывшие за ночь кирпичи.

— Так пока вроде не лезет никто, — дюжий подмастерье из гильдии кузнецов славного города Фиуссы, Пейлан, тоже потянулся к своей оловянной фляге, — можно и передохнуть.

Ну да, передохнуть нам не мешало бы. Дело шло к рассвету, и уже более трёх часов наш десяток городского ополчения доблестно защищал вверенный участок городской стены, упорно спихивая вниз разнообразных представителей богатой фауны Пустошей. Пока у нас всё получалось. Мы даже потерь ещё никаких не понесли. Хотя у соседнего десятка сегодняшний день прошёл не так гладко. У них один тяжело раненный. Или, вернее, безвозвратно покалеченный.

Неожиданно перемахнувшая через гребень стены гастера, эдакая противоестественная помесь богомола с прямоходящим крокодилом, с ходу бросилась в атаку. Это чудовище успело бритвенно-острыми костяными серпами, заменявшими ему передние конечности, отхватить по локоть левую руку замешкавшемуся ополченцу, прежде, чем его порубили в капусту товарищи пострадавшего. Культю ополченцу перетянули жгутом и эвакуировали беднягу вниз. Но, теперь их не десять, а девять, и наш Ллейшан, нет-нет, да и бросал в их сторону озабоченный взгляды. В случае, если им совсем туго придётся, то надо будет помогать, что бы не допустить прорыва монстров за стены города.