Я тут гостем был не сказать, что очень частым, а потому ориентировался с трудом. Но нам повезло.

Когда мы подходили к очередному перекрёстку, я заметил, что навстречу нам по коридору бодро трусил по каким-то своим врачебным делам бородатый молодой человек, одетый в зелёный халат медработника.

Его вихрастую голову украшала забавная шапочка, чем-то напомнившая мне реликтовую тюбетейку. Шапочка тоже была зелёной.

— Не подскажете, где тут у вас реанимация? — поинтересовался я у пролетающего мимо нас бородача.

Тот испуганно-удивлённо покосился на меня. Видимо, он считал, что не знать, где реанимация мог только отъявленный варвар, от которого можно, вообще, чего угодно ожидать, любой дикости:

— Идите прямо, а как дойдёте до перекрёстка, поворачиваете направо, и до конца, — для верности он ткнул пальцем, показывая направление, в котором нам следует идти, — а там, — он замялся, размышляя, видимо над вопросом о том, а умеем ли мы, вообще, читать, если не знаем даже таких элементарных вещей, как расположение реанимации, — будет табличка светящаяся зелёным, обязательно увидите, — сказал он с натянутой улыбкой.

Молодец, кстати, вышел из положения. Про буквы на табличке даже не заикнулся.

Мы учтиво поблагодарили бородатого доктора, и двинулись в указанном направлении, а бородач поскакал дальше по своим неведомым делам.

Минуты через три-четыре мы были уже на перекрёстке, а спустя ещё пару минут оказались перед дверью, над которой и висела та самая табличка, на которой светилось нежно-салатовым светом слово «Реанимация». А чуть ниже, на другом табло тревожно-красным сверкали буквы: «Не входить!»

— Таки пришли, — выдохнул Карнаухов, видимо, совсем потерявший надежду найти эту самую реанимацию в неизученной им части нашего обширного подземного лабиринта.

— Боялся, что потеряемся? — мой взгляд выражал возмущение по поводу серёгиного неверия в мои способности ориентироваться в собственном подвале, — зря! Я тут знаю всё, ну, если и не всё, то почти всё…

— Хорошо, что фамилия у тебя Антонов, — едва слышно пробормотал в сторону мой спутник, — а не Сусанин…

— Ну, даже если и Сусанин был бы, — парировал я, — ты же у нас без примеси польских кровей, ага?

— Ну да, — облегчённо вздохнул Серёга, — как говорил дед мой, мы, пскопские…

Ну, видишь, как всё здорово, — я подвёл черту под нашей беседой и нажал сенсор справа от двери. Внутри раздался мелодичный перезвон. Мог бы и универсальной ключ-картой, конечно воспользоваться. Она у меня все наши двери на раз открывает. Но в этом случае нам и дальше придётся наощупь продираться. А так у нас наверняка появится какой-никакой, а проводник.

А чуть позже я расслышал лёгкие шаги. Видимо, сюда шли поинтересоваться, кто же это там ломится…

Ведь по русски же написано: «Не входить!», значит, и нечего ломиться то… Не иначе, как читать не умеют…

— Кто? — осведомился мелодичный, но не особенно приветливый женский голос.

— Хотя и камера же должна бы была быть… — мысленно удивился я, — или они там все не верят глазам своим? Или есть тут ещё люди, меня в лицо не знающие? Загадочно тут всё…

— Антонов Андрей Петрович, — представился я.

За дверью примерно на пол-минуты воцарилась тишина, а затем тот же мелодичный голос, но теперь до приторности сладкий и приветливый, провозвестил:

— Подождите минутку, сейчас открою, — и я услышал быстро удаляющиеся шаги.

— Ага, — подумал я, — блюдёт здешний персонал субординацию… Кто бы под дверью не стоял, хоть сам господь Бог со всеми своими ангелами, архангелами и прочими херувимами, а сначала надо доложить непосредственному начальнику. Уважаю. Служба поставлена.

Пока я эту мысль не спеша думал, невидимая хранительница дверей уже успела вернуться. Она выдернула меня из моих размышлений, проворковав в микрофон:

— Открываю…

И действительно, зашипели сервоприводы и дверная плита уползла в стену.

А в открывшемся проходе, перед нашими взглядами, возникла дама средних лет.

Следует отметить, что, хоть и с юностью своей она давно уже распрощалась, но продолжала себя блюсти, а потому выглядела весьма заманчиво.

Нет, не подумайте, что у меня какие-то греховные мысли при виде её возникли. Это я, исключительно, как ценитель женской красоты, ну и вообще, прекрасного, хе-хе…

Её в меру пышная фигура приятных очертаний была задрапирована, как тут принято, в зелёные одежды, а на лице играла приветливая улыбка.