Мио устроилась рядом с ним на широком поручне кресла, расправила юбки так, чтобы они свисали с колена ноги, закинутой на другую ногу, и поймала свободную от бокала ладонь Фиора, переплела пальцы. Несчастный братец, разумеется, покраснел - отвык от такого обращения, хотя раньше герцогиня с ним тоже не церемонилась.

– Скажи-ка мне, дорогой, - промурлыкала Мио, - а с чего это ты решил жениться?

– Я?
– Ларэ поежился, но руку не убрал.
– Жениться?

– Значит, не решил. Ты просто негодяй! И как же тебе не стыдно увиваться за девицей Старшего Рода без благородных намерений?

– Что?..
– притворяться Фиор никогда не умел, а потому вопрос прозвучал откровенно фальшиво. Братец прекрасно понимал, о чем идет речь.

Мио поскребла ноготками слегка потускневшую парчу обивки, готовясь зачитать обвинительный приговор. Странное дело: красный всем членам семейства Алларэ, и даже таким отщепенцам, как королевский бастард, шел так, словно для них и придуман - а вот гляди-ка, его дружно ненавидели. Даже забавно. Убранство спальни Мио не нравилось: багровые, красные, малиновые тона, будто какой-то дурак решил собрать в одной комнате все оттенки крови. Судя по узору на обивке - интерьер времен короля Элеона. Да уж, предки вкусом не блистали, если не считать короля Лаэрта, спасибо ему за показавшиеся из-под покрывал женские волосы и обозначившиеся на платьях талии, подчеркнутые широкими поясами-корсажами...

– Кто плел девице венки? Кто гулял с ней по саду, случайно отправив слугу по делам? Кто с ней вчера разговаривал, стоя ночью под окном? Кто же это был, любезный мой дружочек? Не ты ли?

– Мы просто разговаривали! Она не спала, я проходил мимо...

– Фьоре, тебе не четырнадцать лет. Если все остальное еще простительно, то разговоры по ночам - это уже слишком, ты не находишь? Даже для невинной дружбы.

Ларэ покраснел так, что куда там Анне; впрочем, услышь агайрская девица, о чем разговаривают герцогиня Алларэ и управляющий королевским поместьем, она просто умерла бы на месте или бросилась в монастырь, замаливать несуществующие грехи. Почти не существующие. Пока.

– Герцогиня, я никогда не позволю себе ничего, что могло бы ее скомпрометировать!
– отчеканил наконец Фиор.
– Клянусь.

– Верю, милый мой, верю. Фьоре, ты и вправду влюбился?

– Какая разница...
– тихо ответил допрашиваемый братец.
– Это ведь неважно, правда?

Руки у него были - глаз не отведешь; длинные точеные пальцы, твердая сухая ладонь с четко прорисованными холмами и линиями, запястья и предплечья - как у древней статуи короля Аллиона, который был ходячим совершенством от макушки до каблуков сапог.

– Значит, влюбился, - Мио поставила бокал на столик у изголовья кровати и запустила пальцы во вьющееся золото волос господина управляющего. Господин управляющий вздрогнул и едва не пролил вино.
– Фьоре, ты совсем тут одичал, если бросаешься на первую же увиденную благородную девицу...

– Не первую...
– уже совсем шепотом сказало горе-злосчастье.
– И я не бросаюсь...

– А выглядит это именно так. И если первый министр узнает об этом, вам обоим несдобровать.

– Мио...

– Не бойся, я не расскажу. Иначе достанется и мне. Но Анна... ты же видишь, что это за полевой цветок. Расскажет, думая, что все хорошо потому, что я не запретила. Нашли дуэнью... Ладно, с ней я тоже поговорю. А пока - ну, ты поклялся.

– Мио... я благодарен...

– Не сомневаюсь, - рассмеялась герцогиня. Ее пальцы добрались до уха Фиора и теперь скользили по завитку до мочки и обратно. Двоюродный братец замирал, но не протестовал, хотя мог бы встать и откланяться.
– А хочешь, мы прогостим здесь до самого монастыря?

– Да...

Мио слегка ущипнула Фиора за мочку уха, и господин управляющий расплескал остатки вина себе на рубашку. Герцогиня притворно вскрикнула, потом рассмеялась. Братец попытался стряхнуть красные капли с ткани, но сделал только хуже.

– Перестань, рубашку уже не спасти. Снимай. Да снимай, я тебе говорю!
– прикрикнула Мио. Она соскользнула с поручня в кресло, благо, широченное изделие, явно пережившее Седьмой Собор, позволяло поместиться там вдвоем.
– Налей еще, да не в бокал, а в кружку, и чтоб двоим хватило, возьми плед и садись, будем болтать...

Выпили кружку, и еще раз, и еще дважды, потом допили последнюю бутылку из поставца, что стоял в спальне для гостей; потом Мио дернула за шнур и приказала появившемуся заспанному слуге подать два кувшина вина, подогретого с пряностями. Тот посмотрел на герцогиню недоуменно, на господина управляющего - вдвойне недоуменно, но спорить не стал и резво все принес.

– Твоя репутация спасена, - рассмеялась Мио, опуская палец в кружку и слизывая капельки вина.

– Ты хочешь сказать, безнадежно погублена?
– Фиор сделал какой-то красивый, но непонятный жест, должно быть, обозначая, что ситуация, в которой он в весьма фривольном виде распивает вино в обществе герцогини Алларэ, кем угодно будет истолкована однозначно.