– Напротив. Теперь можешь гулять с Анной сколько угодно, и любой решит, что ты просто из вежливости развлекаешь подругу своей любовницы. И ухаживаешь, чтоб эта подруга не слишком ревновала, - словно юноше, впервые представленному ко двору, объяснила Мио.
– Вот так-то. Скажи мне спасибо, милый Фьоре.

– Благодарю.

– Нет, не так... иди сюда и скажи, - Мио потянулась в кресле, похлопала по багряно-красной подушке рядом с собой, и когда лишившийся репутации пока что лишь на словах Фиор это сделал, сказала ему на ухо: - Никогда не делай вид там, где можно сделать дело...

Господин управляющий не заставил себя долго упрашивать, а намек понял с первого раза. Руки у него были не только красивыми, но и умелыми: он, в отличие от большинства мужчин, не путался в петлях и шнуровке, - да и нежности хватало. А то, что во всем этом обнаруживался некоторый недостаток страсти... Ну, что взять с бедного влюбленного. Все бедные влюбленные одинаковы: вздыхают по одним, а ночевать остаются у других; может быть, это даже и к лучшему.

Страсть - как крепленое вино: сначала кружит голову и раскрашивает мир алым и золотым, а наутро наступает слишком тяжелое похмелье.

Капитан Агертор вывалил на стол перед Рикардом целый ворох восковых табличек с подсчетами. Генерал Меррес смерил мрачным взглядом сперва таблички, а потом и самого Агертора. Голова болела уже третий день подряд, и ладно бы с похмелья, а то с горя: из Собры пришел приказ выпустить епископа. Пришлось выполнять. Наверняка за старого поганца походатайствовал кто-то из столичных попов, может даже, сам патриарх. Знал бы патриарх, что разводят в мятежных землях его подчиненные - велел бы повесить епископа на ближайшем дереве... Но, как водится, победил тот, кто первым доложил. Меррес знал эту маленькую хитрость и не экономил на курьерах, каждый день доставлявших в столицу рапорт об успехах генерала.

А вот про епископа написать забыл. Упрямый пособник бунтовщиков так его разозлил, что Рикард попросту не вспомнил, что нужно отправить жалобу. Забыл - и поплатился. Еще б на старика девятина, проведенная в подвале, произвела хоть какое-то впечатление - а то ведь как с гуся вода. Отощал, начал хромать, но держался победителем. Ну, впрочем, он и вышел из спора победителем. Теперь опять будет прятать по церквям заговорщиков и вооруженных мятежников, а потом читать проповеди.

Убить бы его втихаря... но нужно выждать хотя бы пару девятин, чтобы никто не проследил связи между двумя событиями. Ничего, найдется и на епископа управа.

– Ты что, думаешь, я все это разбирать буду? Говори, что там понаписано, - буркнул Рикард.

– Подробно или по делу?
– спросил Агертор, тоже не любивший писать-считать. Наверняка запряг адъютантов, а те уж расписали, не пожалели.

– По делу, - Меррес ухмыльнулся. Агертор даром что керторец, а все понимает.
– И коротко, коротко...

– Да с радостью. В общем, фуража осталось на девятину. Это если закупать. Они ж не продают...

– Не продают, - кивнул генерал.
– Потому что сволочи все как один. Что господа, что крестьяне. И что делать предлагаешь?

Капитан хмыкнул, вытащил из-за манжета веточку и засунул в рот. Предлагать он ничего не хотел. Ну что, опять военный совет собирать? Три раза уже собирали, и все сплошь говорильней занимались. Не хотят, не хотят - прячут скот в лесах, закапывают зерно, режут птицу, да что угодно делают, лишь бы не отдавать фуражирам. Как будто королевская армия - как надоедливый гость, не предложи обеда, так сама уйдет. Наглые они здесь, на севере, до невозможности. И указ им не указ, и приказ им вдоль штанины...

– Давай, давай. Я за тебя думать буду?

– Лошадь пусть думает...
– опрометчиво ляпнул керторец, и генерал захохотал.

– У тебя на гербе как раз лошадь, так тебе и думать.

Другой, может, и обиделся бы, но Агертора Рикард знал давным-давно, отличал среди прочих офицеров и, можно сказать, баловал: спускал ошибки, награждал чаще остальных. И командир хороший, и собутыльник - лучше не найдешь, так что б его и не отличать? А что думать не хочет - так кто ж по утрам хочет-то?

Некоторым, впрочем, приходится.

– Зови Эллуа, - велел Рикард, и опять хохотнул: - Будет у нас лошадью.

Полковника Эллуа генералу Мерресу навязали силой. Тот об этом прекрасно знал - нашлось, кому сообщить, - и наглел не хуже местных крестьян. Проблемы из-за него возникали вечно, а толку не было никакого. Ни совета, ни помощи.

Долговязый эллонец явился быстро, ждать его не пришлось, и это тоже возмущало: теперь не придерешься. Мундир как с иголочки, осанка как на параде, выражение на лице самое что ни на есть мерзкое: будто считает себя самым умным во всей Собране, а вот гляди-ка, вынужден по долгу службы общаться со всяким быдлом.