Машину вечно заносило на непривычно резких поворотах, улочки виляли меж домов, словно их прокладывали огромные змеи. И все дороги вели к одному зданию – Дому Света – сияющему небоскрёбу из стекла и бетона, словно кристалл соли, выросшему в сердце квартала. На фоне всего архитектурного помешательства, он выглядел едва ли не самым рациональным зданием.

Лайон долго искал нужную улицу: вэйринский перевод на указателях был написан так мелко, что ему приходилось постоянно останавливаться на перекрёстках, благо в квартале предпочитали машинам велосипеды и пешие прогулки.

Четырёхэтажный особняк Леендейлов был больше похоже на пирожное, нежели на жилое здание. Его голубое тело с каждым этажом-слоем сужалось и плавно переходило в треугольный мезонин с круглым окном, рамы которого напоминали узором клевер.

Лайон припарковался у парадного входа. Ему показалось забавным оставить своего старого «семьянина» возле столь помпезного здания.

В воздухе пахло сыростью и дул пронизывающий ветер. Асфальт был мокрый и весь в маленьких лужицах – видимо, ночью на побережье был сильный дождь.

Поднявшись по ступеням крыльца, Лайон дважды протяжно нажал кнопку звонка. Постоял, подождал. Никто не торопился открыть ему дверь.

– Надо было сначала по телефону позвонить, – вслух сказал Лайон и позвонил ещё раз.

Изнутри явно послышался шум. Лайон облокотился на дверной проём и в этот момент заметил, что дверь закрыта не плотно. Он толкнул её плечом и осторожно вошёл.

– Эй… у вас тут дверь открыта, – громко и чётко сказал Лайон, осматривая холл. Он надеялся, что выбежит какая-нибудь тучная каприйская кухарка – начнёт причитать, что готовила обед для хозяйки и совсем не слышала звонка… Но никто не выбежал. Дом словно вымер. Того и гляди в одном из коридоров появится привидение первого хозяина этого особняка.

Внутри ничто не говорило о хозяйке, известной актрисе и кандидате в мэры. Ни тебе старинных вэйринских статуй, ни богатых картин эпохи Стекла, ни золотой скульптуры хозяйки дома с пятым размером груди…

В гостиной на камине Лайон увидел несколько семейных фотографий, с удивлением отметив, что у эльфийки есть взрослая дочь. Достаточно симпатичная – для эльфийки – и, судя по всему, рождённая от человека: нетипично короткие уши и обычный разрез глаз.

На первом и втором этажах Лайон никого не нашёл, а вот на третьем, через небольшой зазор в дверях, струился свет. Молодой человек раздвинул двери и посреди огромного зала сразу увидел эльфийку, лежащую на полу между журнальным столиком и диваном. Лайон подбежал и пощупал пульс – ничего. Он подставил зеркало под нос эльфийки, но оно не вспотело.

«Тело ещё теплое… похоже, умерла не больше часа назад» – рассуждал Лайон про себя.

Он тут же осмотрелся и на краешке деревянного вестриверского столика увидел щедро рассыпанный зеленоватый порошок. Лайон хорошо знал это вещество – вечный спутник людей искусства и богачей, наркотик ларамин. Он расширяет сознание и позволяет окунуться в работу с головой. В студенческие годы, многие однокурсники Лайона нюхали ларамин. Говорили даже – хочешь написать трактат за ночь – закинь щепотку ларамина под язык и к семи утра работа будет выполнена до последней точки. Некоторые ученики университета так и не доучились, утонув в зеленом дурмане.

Плата за износ организма была высока. Ларамин вызывал сильнейшее привыкание, кожа от частого приёма наркотика зеленела, потом покрывалась волдырями. Психика страдала не меньше. Наркотик раскачивал эмоциональное состояние человека, делая сначала агрессивным, а потом совершенно раздавленным. И чем дольше принимать, тем сильнее и дольше пропасть между этими состояниями.

«Грациозная женщина. Ей на вид гораздо меньше пятидесяти четырех, если, конечно, мои данные верны. Тридцать пять, максимум сорок. Она следила за собой: пудра, макияж, яркая помада, туалетная вода… до сих пор пахнет ароматом белой акации, словно надушилась перед самой смертью…

Стала бы успешная, высокопоставленная эльфийка травить себя ларамином?»

Лайон достал из кармана платок, смочил собственной слюной и аккуратно счистил макияж на левой щеке.

Кожа белая… Если бы Эллимайна травила себя постоянно, кожа приобрела бы зеленоватый оттенок. Глаза закатились, белок красный от лопнувших сосудов, зрачки пусть проверяет эксперт, но они, наверняка, расширены. Зубы и язык позеленели от наркотика, десны воспалились… постойте-ка, а почему подъязычная железа стала такой большой…

Он надавил пальцем на уплотнение: там словно находилась какая-то жидкость.

Интересно!

Осмотрел шею. На ней следы от когтей. Она расцарапала себя в предсмертных судорогах. Жуткая смерть. Подбородок также был немного расцарапан. Почему подбородок? Когда человек задыхается, он хватается за шею. И почему воспалена подъязычная железа? Аллергия? С одного раза? Нет-нет-нет – это глупость!.. Здесь что-то другое. Что-то, что он упускает.