Мишка протиснулся к приговоренному контейнеру, двумя ударами сбил пломбу, и засунув острый край монтировки под штангу, со скрежетом выломал запор. Откинул крышку, принялся выгребать пенопластовый уплотнитель. Добрался до тщательно упакованного груза, остановился, почесал затылок и спросил:

— Иваныч, тут что-то непонятное. Глянь!

Петр Иванович решительно отодвинул Михаила в сторону, подрезал ножом веревки, отодрал кусок синтетической материи. Обнажился слой толстой фольги, в которую был завернут груз.

— Действительно странно, — проворчал дед, — давай вдвоем. Тяжёлый, килограмм тридцать или сорок.

Ухватились с разных сторон, потянули вверх, Михаил едва не выпустил свой край, пришлось поставить на край ящика и перехватить. Аккуратно уложили непонятную штуковину на дно кузова. Заинтригованный Иваныч, вооружившись ножом попытался разрезать фольгу, но стальной лист плохо поддавался, пришлось разворачивать послойно.

— Пригодится, — сказал он Михаилу, — обмотаем лагерь, все-таки «экран». Не бог весть что, конечно.

Когда фольгу сняли полностью, обнажился слой странной, очень тонкой, промасленной материи. Иваныч оттянул край и полоснул ножом, откинул в сторону. Михаил потянулся вперед, низко наклонившись над непонятным предметом. Щелкнул кнопкой фонаря, осветил обнажившуюся часть.

— Что это, Иваныч? Камень какой-то…

— Не знаю, — эхом отозвался дед, — непонятная штукенция.

Мишка наклонился еще ниже, потом встал на колени и пощупал сколотый край загадочного груза. Провел рукой по не очень ровной грани, поковырял ногтем, хмыкнул, невольно подражая старику. На пол грузовика посыпался мусор, обнажив небольшие углубления на поверхности. Михаил перехватил фонарь направив луч почти параллельно камню, принялся тереть и энергично отколупывать куски засохшей грязи. Через пару минут возни проступили очертания загадочных символов.

— На буквы похоже, — сказал Михаил, — странные, я таких не знаю.

— Скорее всего это руны или иероглифы, — пояснил дед, — да-а-а, непростая каменюка. И судя по упаковке, очень ценная. Так что, Мишаня, давай мы эту хреновину назад в тряпку завернем, от греха подальше, и обложим со всех сторон комплектами ОЗК. Пускай она дальше пока так, без упаковки едет, а ящик нам для лагеря нужнее.

— Щас все сделаю. Пять сек.

Михаил завернул отогнутый край материи обратно, обмотал куском веревки и завязал узел. Не особо стараясь, закидал каменюку связками резиновых комбинезонов. Пнул ногой в образовавшуюся кучу откатившийся противогаз.

— Вроде все.

— Ну вот и ладушки, — оценил работу старик, — Мишутка, давай еще один вскроем, вот этот, небольшой.

Михаил подхватил монтировку и шагнул к следующему контейнеру…

7 февраля 32 года

Ненавижу море и морскую болезнь!

11 февраля 32 года

Фух… вроде начало отпускать. Как же мне было хреново все эти четыре дня, просто не передать.

Сегодня первый раз вышла из каюты на палубу. Качка уменьшилась, или это я к ней привыкла? Да нет, все-таки первое, — полный штиль, волн нет, одни мелкие «барашки». Море успокоилось, небо очистилось, значит, будем жить дальше.

А жарища-то какая! При отправлении всего десять градусов тепла было. Ну, так февраль же! А сейчас, уже тридцатник давит, не меньше. А может и больше. По ощущениям, как будто середина июня.

Ох, Лидка, Лидка, куда же ты дура поперлась? Это же Африка, — мертвый континент…

За то время, что я провела в каюте в обнимку с фаянсовым другом, а точнее сказать с нержавеющим, так как на кораблях унитазы металлические, мы прошли Черное море и вышли в Средиземное. Пока все пользовались привычными, устоявшимися еще до катастрофы названиями, может быть чуть позже появятся новые, а пока обходимся теми, что есть. Еще недельку и пройдем Суэцкий пролив, потом — Красное море, и высадимся в Эфиопии.

Вот оттуда и начнется настоящее путешествие. Африка, как много в этом слове…

Добралась до каюты капитана, у него единственного на корабле сохранился кусочек зеркала. Посмотрела на себя, и чуть не заплакала. Я и раньше-то красавицей не была, а теперь и вовсе мымра — мымрой. Одежда висит как на вешалке, бледная как смерть, щеки ввалились, губы растрескались, волосы паклей. Одни глаза и остались, огромные в половину лица и какие-то мутные. Кошмар!

Нет, так нельзя, нужно срочно приводить себя в порядок.

Спускаться обратно в каюту не хотелось, одна мысль об этом вызывала рвотные позывы. Не хочу на физиологию скатываться, но, когда из тебя течет, практически непрерывно, и сверху, и снизу, просто жить не хочется…

Сжала зубы, нервы в кулак, спустилась в каюту. Навела марафет, насколько смогла, снова выбралась на палубу. Взгляды мужиков изменились, вместо сочувственных, стали заинтересованными. Ну что же, это лучше, чем ничего, а там «будем посмотреть по ситуации».