Шрифт:
– Вы что, голубушка! Все, конечно же, все ищут! Да стремятся найти побыстрее. Вот вы, думаю, на службе сейчас?
Киваю.
– Освоение или снабжение? Думаю, снабжение. А? Угадал?
Я не отрицаю, и Кауз довольно улыбается.
– Угадал, что ж, но и про освоение космоса вы в курсе.
– Экспансия по системе Солнце, гонка за освоение колец, - подтверждаю я. Это уже не лжетеории, это официальная политика правительства с лозунгами и с главной идеологией государства. Знают даже дети.
– Вот-вот. Только все это чепуха полнейшая. Фантазии. Профанация! – лицо Кауза краснеет, он перевозбужден.
– Да что вы такое говорите, - пытаюсь утихомирить я его и одновременно ищу в помещении камеры. Старик, может, и сумасшедший, но за мной такого диагноза не числится.
– Ничего ни у кого не выйдет, пока мы не поймем главного: как долететь до другой звезды. Желательно, в пределах человеческой жизни, разумеется. И это то, за чем гонятся и гиперионцы, и япетиане, и мы, и, прости господи, мимасцы.
– Это отдаленная цель, - осторожно соглашаюсь я, - но мы идем к ней совместными усилиями держав. Только содружество стран поможет нам…
– Чушь! – прерывает меня Кауз, - Чу-ушь! Никому не нужны эти кольца. И эта Европа, и этот Марс, покуда он так далеко. А вот было бы средство его приблизить, а? А еще лучше найти действительно пригодную для жизни планету!
Так вот, то государство, которое первым завладеет подобной технологией, одержит победу во всех всевозможных гонках. Будет безусловным лидером, диктующим свои правила в нашей системе. Да и во всех остальных системах.
– Задумайтесь, голубушка, ведь человечество как-то прилетело на Юпитер, ведь так? В таком случае, где корабль?
Я качаю головой. Я не знаю, что сказать. Но Кауз уже раздухарился, ему не нужны были мои ответы, ему нужен был благодарный слушатель.
– Сперва думали, что он на Титане. Потому-то тогда, шестьдесят лет назад, и разразилась Десятилетняя Война. Но будь так, гиперионцы уже бы это обнаружили. Будь астро-корабль у них, они бы уже захватили все остальные планеты, а нас бы с вами здесь не стояло.
Я осмысливаю услышанное. Бред, конечно, но бред такой, в котором, как будто бы есть смысл.
– А вот этот товарищ, - Кауз кивает на книгу, которая по-прежнему у меня в руках, - предполагает, что корабль спрятан в плотных слоях колец. Потому-то все так и стремятся до них дорваться. Потому-то…
Роза падает с моей головы на пол. Я наклоняюсь ее поднять, и взгляд старика падает на мои нашивки министерства обороны. Взгляд Кауза мутнеет, он переходит на крик.
– И здесь! Да как вы смеете, нахалы! Стервятники! Пошла вон! Пошла! Вон!
Он садится на пол и зажимает голову руками. От неожиданной перемены настроения собеседника я сперва теряюсь. Ему явно плохо. Пытаюсь вызвать врача через собственный ком, но мне не удается. К счастью, ком Кауза автоматический, и через минуту в оранжерею влетает медсестра и пара медбратьев с носилками.
– Что вы здесь делаете? – говорит она, кидая на меня рассеянный взгляд, - Вам сюда нельзя.
Но меня никто не спешит выпроваживать, медперсонал занят Каузом, успокаивая его и усаживая на носилки. Через пару минут его увозят из оранжереи прочь. Я двигаюсь за ними, думая, что, возможно, понадобится моя помощь.
Но шаг экзоскелета слишком медлителен, а я устала. На выходе из оранжереи я безнадежно отстаю. Да и чем я могу помочь?
Неудобно, конечно, получилось перед Каузом. Интересно, чем я его так разозлила?
– Тетис! – до боли знакомый голос окликает меня, и мое сердце на миг останавливается, я не верю своим ушам, - Тет! Вот ты где, я тебя везде ищу.
Передо мной стоит статный парень в военной форме, на голову выше меня. Я, забыв про экзоскелет и усталость, без обиняков кидаюсь ему на шею, чуть не валю с ног, но он смеется.
– Гастан!
– Ну, привет, вояка, - говорит он и звонко чмокает меня в губы.
Я смущенно отворачиваюсь.
– Эй, увидят же.
Гастан хохочет.
– Не могу сдержаться о радости, что ты цела и невредима.
У него красивые пухлые губы, острые скулы, в короткой стрижке волнами уложены вьющиеся волосы.
Любуюсь им, его радостью, и тоже улыбаюсь от уха до уха. Мы не виделись почти пол единицы года. Наконец, он здесь, рядом.
– Надеюсь, тебя отпустили на подольше? – с надеждой спрашиваю я.