А листа стало больше после запуска Керченского металлургического завода, который заработал в середине июня. И заработал он «как-то сразу», то есть рабочим не потребовалось «полгода на раскачку»: первая домна уже на третий день вышла на ровный режим работы, производя чуть больше шестисот тонн чугуна в сутки и металл выдавая строго по расписанию — а два дня, собственно, и потребовалось, чтобы это «расписание» определить. Потому что печь, обвешанная разным дополнительным оборудованием, действительно чугун нарабатывала вдвое быстрее, чем американские «прототипы», и рабочим пришлось несколько пересматривать свои привычки. Очень профессиональные рабочие: из двухсот человек, на домне работающих, доменщиков с опытом работы больше трех лет набралось почти сто семьдесят. Просто потому, что в далекой Америке уже всерьез разгорелся «предсказанный классиками» кризис и набрать там людей на трехлетний контракт труда не представляло. Не представляло труда даже набрать рабочих русскоговорящих — вот их и набрали.

Лаврентий Павлович лично приехал на завод чтобы принять участие в торжествах по поводу выдачи первого металла, а на следующий день, оглядев толстую стопку стальных листов, сложенных на складе возле заводской железнодорожной станции (для их отправки просто вагонов не хватило) задал директору завода Петру Иоакимовичу Пальчинскому вопрос:

— В стране стали не хватает, а вы, я гляжу, ее с завода отправлять и вовсе не спешите. Почему?

— Мы бы поспешили, но железная дорога вагонов не дает. Но, — поспешил он добавить, — не потому что на железной дороге какие-то саботажники сидят, у них просто нет этих вагонов. Да и взяться им неоткуда: дорога-то к нам исключительно перегружена. Сейчас мы стараемся с моряками договориться чтобы продукцию морем хоть в Ростов или Таганрог отправлять, однако и с судами все очень грустно. И, боюсь, картина в обозримом будущем вряд ли изменится — а ведь мы вскорости еще три печи запустим и что тогда с продукцией делать станем, я не представляю.

— Интересно, а тогда зачем этот завод вообще проектировали, если с него металл вывезти невозможно?

— Было бы желание… но, мне кажется, еще было бы очень хорошо часть металла произведенного здесь же, на месте, и использовать.

— На что?

— Сразу, конечно, его использовать особо и негде, однако если рядом, в Камыш-Буруне, поставить завод уже судостроительный… мы же сейчас как раз судовую сталь и катаем…

— Мне вот даже интересно стало: почему каждый инженер в НТК считает, что НТК заводы строит из ничего и… Вы мне пояснительную записку с этим предложением составьте, скажем, в недельный срок. И отправьте в Москву через первый отдел нашей курьерской почтой. А еще… вы подумайте, кого вместо себя на заводе оставить сможете, вы же всяко не металлург — а вот как экономист-практик…

Однако в Керчи Лаврентий Павлович поехал в основном «для отдыха», так сказать, чтобы набраться сил перед тяжелой работой. А когда Вера отбыла за границу, он к этой работе приступил со всем возможным усердием. То есть все же не лично приступил, но лично он занимался «анализом поступающей информации» и согласовывал со Сталиным дальнейшие шаги в этой очень невеселой работе.

А началось все довольно тихо, мирно и спокойно: решением ЦК партии «на укрепление руководящего состава НТК» был переведен из ОГПУ товарищ Вейншток. Опытный специалист по части контрразведки — ну как такого не направить на защиту государственных секретов? Направили, и в процессе «стандартной процедуры медицинского освидетельствования» специально обученные врачи задали Якову Марковичу несколько вопросов. А Яков Маркович, будучи честным коммунистом, честно на них ответил. Очень подробно ответил: врачи специально обучались не одной лишь медицине. Но и медицину они тоже выучили прекрасно — так что товарищ Вейншток даже не догадывался, что он вообще на какие-то вопросы отвечал…

А вот Иосиф Виссарионович с ответами товарища Вейнштейна с большим интересом ознакомился. А затем задал Лаврентию Павловичу вопрос:

— Что делать будем?

— Я думаю, что было бы неплохо порасспрашивать вот этих товарищей, наш Яков Маркович упомянул, что они могут рассказать нам гораздо больше.

— А как ты их… порасспрашиваешь?

— Есть способы, но мне нужна санкция…

— Считай, что ты ее получил.

— Еще люди нужны, я хотел бы несколько человек привлечь из Баку и Тбилиси, но только на время: там работы им всяко хватает. Но повод… разве что их вызвать на учебу?

— Вызывай. Средства… я попробую из партийных денег…

— Не надо, скоро Старуха вернется, она деньги найдет. Вот ведь девчонка хитрая, из всего прибыли умудряется извлечь! Да, кстати, она теперь знает, что мы знаем о ее возрасте.

— И что говорит?

— Ничего. Как я понял, ей на это наплевать. Да и, откровенно говоря, лично мне тоже: работу она делает, на страну работает не щадя сил…

— А зачем тогда ты ее в Германию отправил?

— Просто повод подвернулся, а поехала она… если у нее получится, что СССР, считай, пару миллиардов сэкономит.

— А не получится?

— Она сказала, что сотню тысяч крон, которые мы на ее поездку потратили, она за пару месяцев вернет.

— Что так дорого?

— Пришлось задействовать болгарских… бандитов, а их услуги не очень-то и дешевые. Нужно было документы для Старухи сделать, причем настоящие: как она выразилась, не стоит привлекать внимание буржуев к не совсем нормальной советской девочке.

— А эти… бандиты?

— Контрабандисты, и они сами не знают, для кого документы добывали. Это через людей Димитрова было проделано, причем через тех, о ком очень мало кто знает…

Вообще-то Васил Петров был не совсем Петровым, он даже не совсем болгарином был. А был он скорее греком, хотя его покойные родители его греческой фамилии тоже никогда в жизни не слышали. Отец — болгарин родом из Смирны, всю жизнь был простым рыбаком, мать — полугречанка-полутурчанка — вообще только семьей занималась, но благодаря им Васил свободно говорил на четырех языках, знал все национальные обычаи — и в любой стране (то есть и в Греции, и в Турции, и в Болгарии) мог легко сойти за своего. Что очень ему помогало в работе, а работал он контрабандистом. В молодости работал, а подзаработав заметный капитал и повзрослев, переквалифицировался в солидного бизнесмена и владельца судоходной компании из Салоников. Но связей со старыми товарищами он не потерял — что помогало ему уже в новой работе.