— Вы уверены, что он сдержит обещание?

— Да. Мы отправили ему две тонны материала, он действительно вытащил — и передал нам — даже чуть больше девяноста процентов металла.

— А что вас тогда смущает?

— Он на самом деле псих. Гениальный, но псих: он даже если с людьми здоровается, то лишь в резиновых перчатках. Но это терпимо, однако он потребовал полтора миллиона на расширение своего производства. Полтора миллиона, не включаемых в оплату его работы…

— И когда он сможет перерабатывать весь материал из нового реактора?

— Через две недели, максимум через месяц после получения денег.

— Вы успеете ему передать деньги сегодня? Шучу, генерал, мы спокойно потерпим и до завтра…

Лаврентий Павлович сидел на кухне Вериной квартиры и, казалось, грел руки о чашку с чаем. Но на самом деле он всего лишь пытался скрыть таким образом дрожь в руках, а Вера, с видом строгой школьной учительницы, ему поясняла:

— Лаврентий Павлович, я же вам сколько раз говорила: химия — это наука очень точная. И с химической точки зрения мы все проделали абсолютно правильно. И товарищ князь тоже все сделал правильно, так что нам просто нужно немного подождать.

— Он сообщил, что отправил последнюю партию вчера утром…

— Главное, чтобы он успел уехать до того, как груз дойдет до получателя.

— Успеет, янки груз на самолете не возят, а грузовик с конвоем… ему примерно трое суток ехать.

— Отлично, а у него все для выезда готово?

— Нет. То есть он телеграмму уже из Виннипега послал. Но ты точно уверена, что для него там больше работы нет?

— Еще раз: химия — наука исключительно точная. А если учесть, что двести сорок менее чем на полпроцента меньше двухсот тридцати девяти, а у нас его всего лишь одна четверть… десятую долю процента они просто не определят. То есть могли бы, но вы же сами говорили, что они там пашут в режиме ошпаренной кошки — им просто некогда что-то измерять будет. Плюс репутация — и уверенность в невозможности получить продукт откуда-то еще…

— Да всё я понимаю! А у тебя чего-то покрепче чая нет?

— Есть. Кофе эфиопский, а еще более крепкого я вам просто не дам. Но хотите я вам чай с ромашкой заварю?

— Ну ты и…

— Да, я такая. Но нервничать всяко не стоит: скоро праздник, нам к нему морально готовится нужно. А о результате мы все равно раньше чем через пару дней не узнаем, так что ромашка — она на пользу пойдет. Заваривать?

— Я лучше домой пойду. Спокойно пойду: вот умеешь ты успокаивать… если я еще завтра к тебе зайду, ты не против? Чайку попить, но без ромашки…

Четвертого ноября в Овальном кабинете зазвонил телефон — очень специальный телефон. Томас Эдмунд Дьюи снял трубку, выслушал то, что сказал абонент на другом конце провода и, не задавая никаких вопросов собеседнику, положил трубку обратно, а затем медленно сел в кресло. Сидящий напротив него Марринер Экклз вопросительно взглянут на президента, но тот лишь как-то хищно ухмыльнулся, глядя на финансиста. А затем встал, нажал кнопку на своем столе и, глубоко вздохнув, наконец вывалил обуревающие его чувства наружу:

— Я знал, что вы — ничтожество и идиот, но даже не подозревал, до какой степени вы все там болваны. Но вы не волнуйтесь особо, в камере, куда вас отведут, будет светло и тепло. И некоторое время даже тихо… А когда вас в ней соберут всех, то кто кого сожрет, никого снаружи камеры уже интересовать не будет.

— А можно поинтересоваться…

— Можно. Лос-Аламоса больше нет, из Санта-Фе сейчас стараются эвакуировать всех жителей, а какие территории еще может накрыть — этого пока никто не знает. Пока не знает, но вы — обязательно узнаете. И это будет самым последним, что вы узнаете в своей жизни…

Двадцатого ноября в Верином доме в Пирогово собралась интересная компания. То есть собралась Вера и Лаврентий Павлович, но к ним присоединился и Владимир Александрович Голицын, а место встречи выбрал все же товарищ Берия. И выбрал его потому, что в этом загородном доме была исключена любая прослушка, а Витины родители днем были на работе — так что можно было поговорить спокойно. Ну а то, что Берия к Вере в гости заехал, было вполне естественно, у них часто рабочие вопросы решались «в неофициальной обстановке», а про Голицына никто и не догадывался: он в Пирогово приехал вообще на электричке.

— Ну что, товарищи, надо это дело как-то отметить, — высказался Лаврентий Павлович, закрывая за Володей дверь, — для такого случая специально захватил кое-что, что тебе, Старуха, точно понравится: уникальное вино, которое в прошлом году сотворил массандровский волшебник лозы Егоров. Продукт, достойный отмечаемого дела, — он ловко открыл бутылку и разлил содержимое по бокалам.

— Отметить, несомненно, необходимо… — ответила Вера, взяв бокал в руки и разглядывая его содержимое. — Но я одного понять не могу: почему бахнуло сразу и так громко?