И вот, пожалуйста, теперь нужно придумать, как одолеть золотого дракона. А ведь никто и представления не имеет, какими способностями этот дракон обладает… Точнее, про одну-то известно, дракон сам её и продемонстрировал, чтобы заключить уговор с королём, но в способности слышать руду и камни нет ничего опасного для гномов. А вот есть ли у него вторая?

– Так и знал, что придет кто-нибудь из наших, – щербато улыбнулся Лузис Мятый, нищий из квартала Мастеров, сидящий на обычном своем месте, под указателем. Только глаза его не улыбались, буравили Годомара буравчиками: один зеленый, другой карий. – Как пошел слушок про дракона, так я и понял. Вишь как, ты и пришёл!

Конечно, даже поверенный самого короля может потребовать от гномов хранить тайну под страхом изгнания в глубокие подземья вместе с семьями, но в этом нет никакого толка, если гномы даже не понимают, как именно выбалтывают секреты. Они не представляют, сколь много слышат те, на кого никто и никогда не обращает внимания, так что о появлении золотого дракона у врат Гимбла нищие узнали ненамного позже самого короля и уж куда раньше, чем большинство горожан. А Лузис Мятый, потомок механистов и сам в прошлом недоученный механист – уж он-то такой новости упустить никак не мог и перебрался в квартал Мастеров, как только стало известно, где поселился новоявленный дракон.

Годомар помялся и присел рядом с Лузисом, протянул ему тяжелый гремящий мешочек. Нищий заглянул в него, погрузил пальцы в звякающие железки.

– Хочешь знать, где дракон? – ухмыльнулся щербато. – Бродит вокруг Узла Воспоминаний. Находит новые выходы к старым дорогам. Воду находит, руду и камешки.

– Знать, где он – очень полезно, но еще больше я хочу знать, что он умеет, – как можно равнодушнее проговорил Годомар.

Лузис поставил мешочек наземь, распустил тесемки, принялся рассматривать железки внимательно.

– Дракон умеет искать дороги, воду, руду и камешки, – повторил он. – Я больше ничего не знаю.

Годомар помолчал, ожидая, пока пройдет мимо ватага ребятишек. Они громко спорили: имя чьего отца выкрикнет глашатай с Громкого Камня, объявляя имя лучшего кузнеца сезона? Ведь уже почти начало приближаться окончание сезона свистящих гейзеров, вместе с ним – время очередной всегимблской пьянки и всех сопутствующих торжеств.

– Мне нужно знать, умеет ли он что-нибудь еще. Наверняка знать.

Лузис шумно вздохнул, затянул тесемки мешочка и сунул его под куртку. Глаза у него были скучными.

– Откуда я тебе такое разведаю? Не в Гимбле для этого надо сидеть, а в Узле Воспоминаний, оттуда ж пока только один гном и возвратился, да и тот почти сразу назад утрёхал.

Про того единственного гнома Рукатый и сам знал: тот принес известие о хробоиде, появившемся в Узле Воспоминаний – довольно близко к Гимблу, потому теперь механисты, не дожидаясь королевских повелений, собирали новых стрелунов и стражих змей, чтобы оживить их, как только повеления придут, а они, конечно же, придут – наверняка ведь патрулирование решено будет расширить дальше за пределы городских врат. Фрюг даже обрадовался хробоиду, а то, понимаешь ли, безобразие сплошное: разведчики а-рао давно не подбирались к пригородским пастбищам горбачей и плантациям кустов-ползунов, стражие дозоры далеко от врат не уходят, город не живет в постоянном ожидании противостояний с врагами и не планирует напасть первым. Всё это, по мнению Фрюга, просто кочерга знает что такое, сплошной упадок боевого духа и благорастворение в повседневности, что само по себе – позорище для гномов. Опомнитесь, безумцы, пока у вас на головах не стали прорезаться острые уши, и элегантные башни вроде шарумарских не проросли на Перекрестке!

– Нет, Годомар, – голос Мятого был само сочувствие, но глаза он отводил, – вишь как получается: про дракона наверняка можно разведать или в подземьях, или в Донкернасе.

– А мне нужно здесь.

– Ага, – Лузис сделал долгий вдох и долгий выдох. – А мне нужен сердечник с медной крошкой и еще пара медных трубок, одна на палец и одна – на полтора.

– И кочергу железную в ухо, – предложил Годомар.

Лузис Мятый равнодушно пожал плечами и отвернулся.

– Ну зачем тебе сердечник? – тоскливо спросил Годомар, – ты же только испортишь всё, у тебя ж руки из жопы, а еще одна жопа – вместо головы!

– Зато уши где надо, – не обиделся Лузис. – И я хорошее место знаю в эльфском квартале: на виду можно торчать, а эльфы там на тебя никогда не смотрят.

– На кой тебе эльфский квартал? – не понял Годомар.

– Мне-то? – Мятый сплюнул. – Да мне он нахрен не упал, только, вишь как, уже много дней к королю Югрунну просятся с поверхности эльфы из Донкернаса. И кой-кто из ребят, из тех, кто побирается в Дворцовом квартале, говорит: у нашего доброго короля нет причин не послушать этих гостей прежде, чем в лаву их сбросить. И ты как думаешь, где я больше узнаю про это: в квартале Мастеров или рядом с эльфскими домиками?

Годомар, пожевывая губу, обдумал сказанное и степенно кивнул.

– Делай, Лузис. Расскажешь мне интересные вещи – добуду тебе сердечник, добуду, пальцами своими клянусь. А если будет очень интересно – так, может, и две медные трубки у меня отыщутся.

Сегодня, когда они вернулась из последнего разведывательного перехода, оказалось, что под северной стеной больше не торчит тело хробоида. Прежде оно, понемногу объедаемое в отсутствие гномов невесть откуда приходящими прыгунами, встречало каждое их возвращение неизменной вонью, потому гномы с большим неудовольствием возвращались в Узел Воспоминаний снова и снова. Как будто мало нам жутких призраков, давайте добавим в свои будни еще огромную разлагающуюся гору мяса! Однако дракон настырно возвращался и возвращался сюда, каждый раз задерживаясь у харчевни и внимательно выслушивая, о чем говорят между собой призраки – кроме давешних старого и молодого спорщиков за это время перед глазами гномов прошли уже целые оравы других призрачных воинов, обсуждавших битвы, планы, горести и радости.