Я сама не поняла, что за звук раздался мгновение позже. Кажется, мой стон. Или хрип? Или не мой?

Меня прибавили к кровати. Теперь уж места для фантазий не осталось. От безрассудства нас отделяли лишь тонкая ткань мужских брюк и моё нижнее белье. Хотя… нет. Белье уже порвано и отброшено в сторону.

Мужчина перехватил инициативу. Теперь его вторая рука не сжимала моё горло. Она спустилась на мою грудь. Заострившаяся вершина груди бессовестно вывалилась из выреза ночной сорочки. Предательница. Теперь ею завладеть мужской рот. Когда темная голова склонилась над моей грудью, я едва не вскрикнула. Но вовремя прикусила губу. Не хочется показывать этому самоуверенному мужчине, насколько меня волнуют его прикосновения. А они волнуют! На столько, что я сама того не понимая, прогнулась в желании стать единым целым. Всего-то и нужно, чтобы мужчина расслабился. Потерял контроль.

Мужские руки уже не были исследователями моего тела. Они были захватчиками. Наглыми и требовательными. Пока мужской рот терзал мою грудь, руки господина Аверина оказались на моих ягодицах. Он прижал меня так сильно, что, казалось, одежда ему вовсе не помеха. Когда же он потерял от меня, я не выдержала и застонала. Это было равносильно выброшенному белому флагу. Я признавала капитуляцию. И сдавалась на милость победителя.

Только будет ли эта самая милость?

— Дотронься до меня… — мужской шёпот у самого уха был горяч. Меня опалило его огнём желания. — Хочу почувствовать твои руки, девочка.

Я выдохнула и нерешительно дотронуться до мужской груди. Господин Аверин написал надо мной. Его тёмные татуировки будто жили своей жизнью. В темноте комнаты мне показалось, что прозрачная змейка на его предплечье… моргнула?! Нет, конечно же. Это всё больное воображение, распаленное желанием.

Я провела рукой по мужской груди и направила руку вниз. До ремня брюк. Мужчина задержал дыхание. А после тихо застонал. Будто ему было больно. Его тело едва заметно дрогнуло. Лицо заострилось и приобрело хищное выражение.

— Ещё. Ну же, девочка… — просьба господина Аверина звучала больше как приказ. И я подчинилась. Провела рукой по мужским брюками, там, где явно угадывалось его желание. И это заставило мужчину ещё раз тихо застонать. А после он уже не осторожничая, впился поцелуем в мои губы. В нем не было нежности. Нет. Меня наказывали. За что? Мне было непонятно. Только мужчина совсем позабыл про то, что мы знакомы совсем недавно и виделись от силы пару раз. Его губы завладели моими и язык вторгся внутрь, заставляя подчиниться ему. А я не желала подчиняться! Впервые мне захотелось быть полноправным участником любовных игр. Потому я ответила на мужской поцелуй яростно, с напором. И поцелуй быстро перестал быть проявлением нежности. Нет. Это была игра на выживание. Кто сдастся первым? Кто попросит о продолжении? Кто будет умолять о близости?

Ничего кроме всепоглощающей жажды. Завладеть, подчинить, заставить молить о милости.

Когда пожар страсти захватил нас настолько, что мы были готовы поддаться ей и моя рука потянулась вниз, чтобы помочь мужчине расстегнуть ремень брюк, раздался противный жужжащий звук из кармана мужских брюк. Он был настолько громким, что заставил господина Аверина оторваться от моих губ. Мужчина тихо выругался. Достал свой телефон и хотел было его откинуть в сторону, как его лицо в одно мгновение сделалось злым.

— Да! — рявкнул господин в трубку. — Филипп, надеюсь у тебя крайне веская причина звонить мне в такое время?

Голос на том конце провода был сильно взволнован. Что именно говорил мужчина, мне было не слышно. Однако, лицо господина Аверина вытянулось от удивления. После на смену удивлению пришла ярость.

— Немедленно собирай всех наших! Они перешли все разумные границы! Я объявляю об окончании перемирия!

Разговор был окончен так же резко. А после телефон полетел в стену. Я вскрикнула от неожиданности. Мой вскрик и привлек внимание господина Аверина. Его глаза сузились. Будто он меня в чем-то подозревал. А в следующий миг мужчина резко поднялся с кровати и вышел из моей комнаты. Дверь за ним захлопнулась с таким грохотом, что я вжала голову в плечи.

Я осталась одна. И мне сделалось страшно. Темнота в комнате будто сгустилась. Она смотрела на меня своими пустыми глазницами, словно поджидая момента, чтобы напасть. Я не выдержала! Вскочила с кровати и щелкнула выключателем. Свет брызнул во все стороны. Мне стало легче. Тьма отступила. Но на душе будто кошки скребли когтями. Ушёл. И даже не обернулся…

День выдался хмурым. Солнце спряталось за тучи. Ветер налетал порывами и кидал в окна сорванные с деревьев листья. Я уныло ковыряла яичницу в тарелке, размазывая ту по краям. Домработница Тати, крутилась рядом, у плиты. Её неодобрительный взгляд отбил последний аппетит. Я отодвинула тарелку и поблагодарила женщину. Та молча убрала размалеванное нечто и так же молча поставила передо мной чашку с чаем.

— А он не сказал, когда вернётся? — я решилась нарушить молчание, глядя на то, как женщина начищает овощи для супа. Ведь не ради меня она старается? Значит Аверин появится к обеду? Ну или хотя бы к ужину. Когда я проснулась и спустилась вниз, единственной мыслью было, как смотреть Аверину в глаза после всего того, что произошло. Но мои терзания были напрасны.

— Он уехал и будет нескоро. Вам разрешается гулять у дома, но выходить за ворота нельзя. Таково распоряжение.

Вот что сообщила мне домработница, брякнув на стол передо мной тарелку с обедом. Я пила чай и смотрела в окно. Погода не располагала к прогулкам. Но сидеть сложа руки было невыносимо. В чужом доме, без единственного добродушного лица, так можно и с ума сойти.