Из призывного списка 1897 года видно, что Александр Яковлевич Курков показан в нём единственным сыном в семье, и на этом основании воспользовался льготой по призыву и по вытянутому жребию зачислен в ратники ополчения. Хотя по своему семейному положению должен был быть отправлен в войска. Так как по законам Российской Империи зачисление в военную службу лиц, ранее освобождённых от службы, а также их наказание за уклонение от воинской повинности согласно Уложению о воинской повинности, может последовать только по решению судебной инстанции, то рапорт уездного по воинской повинности присутствия о возбуждении дела согласно статье 389 Устава о воинской повинности в отношении Александра Яковлевича Куркова был направлен в Смоленский окружной суд.

Политика, ох и неблагодарное дело. А делать нечего, дела против государства курирует прокурор окружного суда. Кого только не затянуло в водовороты революционной борьбы. Не избежали этого даже ученики флёновского сельскохозяйственного училища, что открыла княгиня Мария Клавдиевна Тенишева. Дело было в деревне Раздорово Смоленского уезда. Сотский Новиков (один из низших чинов полиции на селе. Свои обязанности исполнял, как правило, безвозмездно, в порядке натуральной мирской повинности.) явился в Раздорово к десятскому (выборное должностное лицо из крестьян для выполнения полицейских и различных общественных функций. Обычно избирался на 10 дворов) переговорить об исправлении дорог. Нежданно-негаданно, можно сказать, прям откуда ни возьмись, в разговор должностных лиц влез сынок десятского Михаил Емельянов, ученик флёновского сельхозучилища. Сей распропагандированный балбес заявил бате и его гостю, что инструкция о содержании в порядке сельских дорог давно устарела. Да и вообще, вещал молодец, полиция, духовенство и чиновничество живет только трудом крестьян. На глазах впавшего в ступор отца и уже роющего землю копытом сотского, почуявшего политическое дело, Мишка вынул из сундука написанную от руки прокламацию и вручил её Новикову для ознакомления. При этом пытался растолковать старшему товарищу, что освобождение крестьян от крепостной зависимости было, якобы, достигнуто бунтом. Вот и сейчас тем самым бунтом крестьяне смогут отобрать у помещиков землю и, поделив её промеж собою, зажить счастливо. Новиков поинтересовался, мол, «…это где же ты, злодей, набралси таких идей? …» счастливый Мишка сказал, что в его училище много ходит таких прокламаций.

Надо ли говорить, что в самом скором времени Михаил Евдокимов оказался в камере судебного следователя, а рядом за столом товарищ прокурора окружного суда уже оформлял дело прокурорского надзора. Шмыгая носом, Михаил объяснил судебным чинам, что переписал прокламацию с подлинника, взятого у его одноклассника Дмитрия Зыкова. Вызвали на допрос Зыкова. Тот рассказал, что печатную прокламацию нашёл на Риго-Орловской железной дороге, когда заменял на дежурстве мать свою – барьерную сторожиху. Перечислил он и фамилии учеников, которым давал прокламацию читать – Сафонов, Давыдов и Алексеев. Антипка же Киселёв взял прокламацию и цельную неделю у себя держал. Из Киселёва вытрясли ещё несколько фамилий. Прокламацию читал ученик Аникеев, а также Антип показывал листовку ученицам Селивёрствовой и Дороновой. Михаил Емельянов, Дмитрий Зыков и Антип Киселёв привлечены к ответственности в качестве обвиняемых по 2-й части 251 статьи Уложения о наказаниях. Копия с дела направлена Министру юстиции.

А дальше закружило-понесло… «Вихри враждебные веют над нами…» Злые завихрения Русско-японской войны и первой русской революции так всё перепутали в судьбах смолян, так закрутили некоторых из них, что смешали всех и вся. А иногда из этих вихрей вылетала и шальная пуля, бьющая точно в цель.

С середины марта 1903 года крестьянин деревни Гороховка Хохловской волости Смоленского уезда Василий Егорович Егоров стал работать на катушечной фабрике Гернгарди в Смоленске. Двадцатисемилетний крестьянин быстро попал под влияние социалистов-революционеров, организовавших среди рабочих фабрики свою ячейку. В первых числах апреля Егоров был задержан полицией за хранение и распространение запрещённой литературы.

Из статистического листка прокурора Смоленского окружного суда:

Василий Егорович Егоров, 27 лет, место рождения: д. Гороховка Хохловской волости Смоленского уезда; рождение: законное; проживает: д. Гороховка, на катушечной фабрике Гернгарди с марта 1903 года; крестьянин, великоросс, православный; женат, имеет двух малолетних детей, жена и дети живут в деревне; степень имущественного обеспечения: у отца его три надела пахотной земли в д. Гороховка; грамотный, закончил в 1891 году двухклассное министерское училище в имении Вонлярово; задержан за распространение и хранение запрещённой литературы в г. Смоленске; задержан под своим именем.

После дачи показаний следователю Егоров продолжал жить и работать на фабрике под особым надзором полиции. А прокурор окружного суда статский советник Дмитрий Петрович Стремоухов тем временем запрашивал Министерство внутренних дел, а что собственно делать с этим олухом. К злостным революционерам его отнести нельзя. Из Министерства внутренних дел ответили, что по всеподданнейшему докладу господина Министра юстиции Государь Император Высочайшим повелением назначил наказание Василию Егорову в три месяца тюремного заключения и год под гласным надзором полиции в Гороховке. Посадили Егорова в тюрьму в декабре, а уже к окончанию своего трёхмесячного заключения он сдал прокурору окружного суда тех, кто на фабрике Гернгарди его распропагандировал. Под арестом оказались работник фабрики Константин Станиславович Шупорис, который и ввёл Егорова в антиправительственное сообщество. Раза три Егоров ходил с Шупорисом на сходки на которых присутствовали другие рабочие фабрики Гернгарди и некоторые рабочие с завода купца Будникова.

Оказавшийся в тюрьме 26 апреля 1905 года Шупорис, поначалу себя виновным не признал. Однако к 4 мая вызвал товарища прокурора надворного советника Николая Николаевича Чебышева на разговор. В беседе Шупорис рассказал, что ещё в 1901 году познакомился с бывшим студентом Василием Клестовым, который стал давать ему разную литературу, в том числе и нелегальную. Однако вскоре отец его, Шупориса, найдя у сына запрещённые книжки, наказал его и общение с Клестовым прекратилось. Весной 1903 года рабочий фабрики Гернгарди Василий Константинович Леонов познакомил Константина Шупориса с сыном смоленского банкира Максимилианом Эдуардовичем Швейцером, который просил называть его «Павел Иванович». Именно Швейцер, познакомившись через Шупориса с Василием Егоровым, стал снабжать последнего нелегальной литературой и деньгами. Через Егорова назначались сходки, которые Швейцер проводил на Московском шоссе близ Смоленска. В начале июня 1903 года Швейцером был организован «Солдатский праздник», проведённый неподалёку от летних полковых лагерей 1-й пехотной дивизии. На «Солдатском празднике» присутствовали кроме Швейцера и Шупориса рабочий Тимофей Гаврилович Суслов, Рахиль Цигельман, известная в революционных кругах под псевдонимом «Анна Ивановна». Рабочий Андрей Андреев привёл на сходку около десятка своих коллег. Также присутствовало около сотни солдат разных полков. Для них была приготовлена закуска, которой распоряжался солдат Невского полка Нисель Дайновский. Все речи на «Солдатском празднике» носили антиправительственный характер.

В виду чистосердечного признания Константина Шупориса выпустили из тюрьмы под особый надзор полиции. В тюрьме же оказались рабочие Тимофей Суслов, Андрей Титов и рядовой Невского полка Нисель Дайновский. По розыску Максима Швейцера выяснилось, что он за границей. Рахиль Цигельман скрылась ещё в 1903 году, когда проходила обвиняемой по делу мещанина Берестянского и крестьянина Яночкина.

В начале 1905 года в вяземской тюрьме на свидании с братом Николаем был задержан полицейскими Анатолий Николаевич Медведков. Задержан был за передачу брату нелегальной литературы и пары стальных пилок. Николай пытался передать на волю через брата пару писем, которые Анатолий при задержании попытался съесть. Однако же один из городовых, прибывших по просьбе начальника тюрьмы вместе с частным приставом схватив Медведкова за горло, проглотить письма не дал. Вся нелегальная литература, а также найденные при обыске камеры Николая Медведкова записки были отправлены начальнику Смоленского губернского жандармского управления генерал-майору Громыко. Большой жандармский начальник, изучив бумаги, порешил, немного-нимало, что вскрыта нелегальная организация, целью которой была организация покушения на Государя Императора. Подозревать начальника жандармского управления в употреблении «палёного» коньяка было бы, наверное, глупо. Тут скорее всего вступает в игру литраж употреблённого генералом Громыко янтарного напитка.